Тимофей Ермолаев - Дети Судного Дня Страница 5

— Ну что, пошли на учёбу? — оглянулся Алекс.

Они подошли к двери, но тут притормозил Энди.

— Стоп! — сказал он и улыбнулся скромно и доверчиво, потупив глазки. — Вы идите, я вас догоню, у меня дела с «белым другом».

Энди имел в виду унитаз.

— Как, у тебя что-то осталось в желудке после вчерашнего? — изумился Алекс, Энди лаконично промолчал. — Хорошо, мы будем идти медленно.

Тайтус и Алекс неторопливо шагали по грязным, заваленным мусором улицам родного городка. Возле огромного контейнера с пищевыми отходами лежала, пованивая сероводородом, мёртвая крыса метровой длины, в боку у неё торчала толстая самодельная стрела — крысники каждую ночь забавлялись подобным образом, оттачивая своё умение до совершенства. Правда, иногда они подстреливали какого-нибудь одинокого путника.

Было раннее утро, жгучее солнце только-только оторвалось от горизонта, но уже вовсю накаляло воздух, жара стояла неимоверная. Взор приятно радовало море, раскинувшееся неподалёку. В этом море не было никакой живности, кроме отвратительных мутантов, но зато оно приносило глубочайшее эстетическое наслаждение своим нежным красно-коричневым цветом.

У телевизионной вышки их нагнал, наконец, Энди, а также присоединился Молчун. Молчун тоже учился с ними вместе, кроме того, он был знаменит тем, что очень редко разговаривал. Все знакомые давным-давно забыли его настоящее имя и называли просто — Молчун.

Молчун был не совсем нормален, он умел ловить радиоволны, причём в широком диапазоне — от ультракоротких до сверхдлинных. Волны эти демодулировались и прослушивались внутри черепной коробки Молчуна. Об этом его свойстве знали немногие, а те, кто знали, гадали, принимает ли Молчун телевизионную картинку. Личностей, обладающих таким свойством, было очень мало, но для них имелся свой термин — вэйверы. Вэйверы обычно было малоразговорчивы и чрезвычайно замкнуты, и эта отгороженность от окружающих порождала много слухов. Би-Джей, как-то заявил, что все вейверы запросто ловят телевизионный сигнал, в том числе первый национальный развлекательный канал. Круглые сутки там показывали низкопробные порнографические сериалы, непонятно зачем дублированные на государственный язык, причём перевод был немногим лучше хитросплетений сюжета. Молчун, присутствовавший тогда при разговоре, как обычно, многозначительно промолчал. Это так и осталось тайной.

Молчун был одет в специальную защитную куртку чёрного цвета (точно такую же, как у дига), дорогие, из натуральной ткани, штаны и модные ботинки с габаритными огнями. Волосы Молчуна всегда торчали перпендикулярно к поверхности головы, поэтому их приходилось коротко стричь. Тот же Би-Джей утверждал, что это из-за внутричерепных вихревых токов.

— Стоп! — скомандовал Энди. — Я должен дымнуть…

— Смоукер поганый, внизу покуришь! — возмутился Алекс. Даже Молчун не удержался и высказался кратко, но доходчиво.

«Внизу» — имелась в виду подгорная часть города. Город Гиф, в который стараниями зловредной судьбы занесло Энди и Алекса, находился на берегу моря и рельефом был поделён на две части: верхнюю, или нагорную, располагавшуюся на возвышенности, и нижнюю. Домик вампов стоял в верхней части города, а Университет, в котором они учились — в нижней.

— Если Молчун протестует… — развёл руками Энди, примирительно улыбаясь.

Друзья продолжили свой тяжкий путь под жарким солнцем. Мимо на велосипеде, в котором не хватало более половины спиц, проехал страж порядка в грязно-синей каске. На боку его болтался тяжёлый боевой разрядник.

Глава 3. Будни студиозусов

— Сегодня мы начинаем изучать новую дисциплину, — сказал желтолицый непрерывно качающий головой преподаватель. — Она называется нуклеономия. Вы узнаете обо всех этих дрянных штучках, из которых состоит наша засранная Вселенная.

Преподаватель осклабился, обнажив два ряда золотых зубов. Он был очень стар, успел пожить до Всемирного Конфликта, и теперь добрая половина его органов была искусственной.

Небольшое количество студентов сидело за ещё более немногочисленными столами, причём стульев хватало не на всех, и самым нерасторопным пришлось расположиться на почерневшем от времени и грязи полу. Тайтус устроился на подоконнике и невозмутимо поблёскивал непрозрачными стёклами очков, в руке он сжимал неизменный «Юнипак». Вампы, Алекс и Энди, уселись таким образом, чтобы их прикрывал освинцованный мусорный бак, громоздившийся посреди аудитории. Молчун, как примерный студиозус, открыл тетрадь для записей, обложка которой заплесневела и тошнотворно воняла.

— Гы, гы, гы, — скалил зубы преподаватель Гельб. — Я обращаюсь к вам, Тайтус! Вот вы, наверное, думаете, что вам необязательно иметь конспект, как вашим товарищам?

Тайтус молчал, то ли ещё переваривая информацию, то ли не считая нужным ответить. Из числа его товарищей один лишь Молчун приготовил ручку с лазерным пером, остальные либо досыпали, либо чем-то усиленно жевали, либо, пуская на стол слюни, рассматривали журналы с фотографиями девиц различной степени обнажённости, либо ковыряли и без того дырявую мебель. Это было первое занятие, и никто ещё не включился в учебный ритм.

— Да бог с ним, — Гельб энергично махнул на Тайтуса рукой, при этом два его пальца выскочили из пазов и упали на пол; Гельб этого не заметил.

— Нуклеономия несколько лет назад была запрещённой наукой, бездельники, но так как вы всё равно ничего не учите, её разрешили ввести в курс высшего обучения…

Оскалив зубы, Гельб осмотрел студентов, голова его не переставала трястись.

— Одна целая двадцать две сотых секунды, — неожиданно громко сказал Тайтус.

Студиозус Роу, хотя ничего и не понял, громко засмеялся, заразив весельем всех товарищей. Гельб уставился на дига злыми, яростными глазами, словно стараясь взором проколоть нарушителя спокойствия.

— Что «одна целая двадцать две сотых секунды»? — прошипел он, подёргивая конечностями, как испорченный робот.

— Теперь уже 0,83 секунды, — флегматично ответил Тайтус. — Это период колебаний вашей головы, господин преподаватель.

Гельб замер, и цвет его лица постепенно сравнялся с цветом здоровой свежей мочи. Он открыл рот, но не смог вымолвить ни звука, даже голова прекратила дрожать; видно, нервные импульсы попали в повреждённую часть мозга, или где-то внутри его полумеханического тела закоротило какое-то устройство.

— Эй, он там не умер? — выглянул из-за бака Алекс, лицо его готово было расплыться в радостной улыбке.

Но тут внутри преподавателя что-то щёлкнуло, и он снова начал функционировать.

— Нуклеономия несколько лет назад была запрещённой наукой, бездельники, — сказал Гельб, — но так как вы всё равно ничего не учите, её разрешили ввести в курс высшего обучения…