Андрей Дмитрук - Дорога к источнику (Летящая - 5) Страница 5

...По крайней мере убрать боль и замедлить время. Еще... еще... Не может быть все так нелепо. Идиотский конец - от чьей руки?!.

...Что? Терять жизнь? _Бесконечную_ жизнь?!

...Наша неистовая любовь к жизни - дочь нашего бессмертия. Того, которое так презирает Сократ.

...Ничего нельзя сделать, разрушен спинной мозг. Уходит кровь, трепещет угасающая воля.

Сократ.

Хорхе.

"Вы разорвали цепь".

"Просто двое становятся единым существом".

Кровь хлещет из горла - откуда ее столько в теле?

...Совсем растворяясь в удушливой, слепящей трясине, зацепилась она памятью за старика Сократа. Позвала.

...Что это? Почему вдруг распахнулись голубизна неба и зелень лесных равнин и сверкнула далеко внизу кривая сабля реки на бархате каньона? Откуда у нее, раздавленной, гибнущей, бодрое, могучее чувство собственной прочности?

В глубь сочной земли, до самых скал уходят ее корни, каждым волоском всасывая терпкие земные соки; она купается в солнце, она подставила жаркому свету тысячи ладоней-листьев, и по каждому листку перебегают веселые иголочки, словно электрический душ.

Почти не чувствуя слабости, точно зная, что надо делать дальше, Виола позвала Славомира ибн Хусейна, того, что в день прилета показался ей похожим на ястреба, а потом предстал тишайшим семьянином, добряком и гитаристом-виртуозом. Окликнула, и вдруг распахнутая ширь, доступная горному дубу Сократа, непостижимо слилась с уютом лесного уголка: мазки скупых лучей, нежные перья папоротника, алые капли ягод на изморози мха. Корни узнали вкус хвойного перегноя; крона груши-дички, странно слившаяся с дубом, транслировала напряженную радость прорыва к небу сквозь пласты еловых лап.

Через пустоту она обратилась к долговязому веснушчатому Аттиле Томашеку, так старавшемуся загладить перед ней военную резкость сограждан. К Аттиле, отцу восьмерых детей, посвятившему себя только их воспитанию. В зеленое буйство ее души вплелась раскидистая береза о многих стволах на одном корне. И каждый отросток гремел своей, особой песней...

Так, одного за другим призывая колонистов, она получала энергичные дружеские ответы, собирала в своей телесной оболочке волю десятков людей и необоримую мощь леса.

Время было сжато, спрессовано до полной неподвижности. В яме экрана застыл округлый лоб крейсера, озаренный новой фиолетовой молнией.

Выстрел не достиг цели.

Волевой заряд, собранный Виолой от людей и деревьев, сокрушительно рухнул на биомашину. Вихрь токов взорвал кристаллы, немым песком осыпалась их чаща, подобная коралловому рифу. Корабль умер. Земная гостья пощадила лишь систему, поддерживавшую питательный бульон в камере с "экипажем".

Потом Виоле много раз снился этот сон. Женщина, которой не существовало, блондинка в розовом комбинезоне, с криком бежит по кольцевому коридору крейсера под зловещий вой экстренного ускорения. Ее дети, полугодовалые близнецы, единственные, кого пощадила катастрофа, внезапный удар жесткого излучения звезды. На время полета несмышленышей спрятали в специальный сверхзащищенный бокс. Последняя, отчаянная мольба женщины обращена к кораблю: сохрани! Сбереги от любой опасности!

Взрослые переселенцы погибли, их трупы истлели в каютах и на постах, а крейсер, оставшийся без экипажа, выполнил приказ матери. _Слишком_ хорошо выполнил. Почти девятнадцать лет в искусственной среде. Ровесники Хорхе, вялые, белесые, словно черви, способные только расти в длину. Силовые коконы вокруг них - и вечная, застывшая на пределе яркость механического раба, расстреливающего всех, кто приближается, кто пытается проникнуть на борт и, следовательно, представляет возможную угрозу хранимым...

Кто виноват? Никто. Аркадцы повредили ходовую часть, и взбесившийся дракон воевал с целой планетой. Теперь его врагом стало каждое живое существо. Смутным наитием постигнув родство людей и деревьев, он жег леса, целые материки обращал в пустыни. Ах, высокосовершенный крейсер! Кто, когда мог предусмотреть для тебя подобную ситуацию?..

Великовозрастные младенцы во власти сатанинской няньки, да в самом ли деле нам уже не грозит такое будущее? Не слишком ли мы надменны в своей непогрешимости, вечно юные олимпийцы? Не пора ли приобрести немного смирения и поучиться даже у тех, кто не обладает техническим потенциалом нашего чудовищного околосолнечного города - Кругов Обитания? Кто идет иным путем, быть может, слишком узким, но самостоятельным?

Бедная перепуганная мать, вызвавшая джинна, мы не осудим тебя. Мы только станем более осторожными...

Белая в тончайших свилях, словно пронизанная нервами, мраморная стела. Две ступени. Аккуратный холмик горит только что посаженными пионами.

- До сих пор я никак не могла понять, почему на Земле так долго продержался обряд похорон, - сказала Виола, решив, что молчание длилось больше чем достаточно.

- А сейчас поняли? - спросил Сократ. Они стояли рядом, не глядя друг на друга, снова и снова перечитывая тройное имя, высеченное на стеле, и две даты - промежуток между ними восемнадцать лет.

- Я, кажется, окончательно поняла вас. Аркадию.

- Вот это самое главное, - с еле уловимой иронией кивнул старик. - Кто из ваших... вернее, тогда еще наших мудрецов сказал: истина подобна источнику, к которому идут с разных сторон; все дороги верны, если они приводят к источнику?

- Не совсем так, - чуть задумавшись, ответила Виола. - Боюсь, что к истине можно прийти только по нескольким дорогам сразу...

- Значит, не оставите нас в покое?

- Нет, - виновато сказала она. - Мы - человечество, понимаете? Не Земля, не Аркадия, а...

- Несчастные дети, - без видимого перехода прошептал Сократ.

- Почему же несчастные? Их бесконечность будет короче на два десятка лет, чем у нас с вами, но разве от этого она перестанет быть бесконечностью?

- У нас с вами? - встревоженно переспросил Сократ. И вдруг отвел слезящиеся глаза от шелковых ресниц Виолы, бросавших густую тень на оливковые щеки. Проследил направление ее взгляда.

По тускнеющей синеве от местного севера спускались, точно по невидимой горке, три ярко-алых огня - звездолеты Спасательной Службы, вызванные Координатором Этики.