Петр Гурский - Меломаны Страница 5

Но вот, чтобы по любви?

- Твою мать, - просопел Контрабас.

- Ладно, это твое личное горе, - сказал я. - Право имеешь. Вот только одно меня беспокоит. То, что музыку забрасываешь. Мы тут без тебя играли, Контрабас. А Шопен, парень, это ведь гений был.

Контрабас взял инструмент и сыграл пару вставок. Я покачал головой и стал собираться на выход.

- Дирижер, а тебя куда черти несут? - крикнул Флейтяра. - Наконец-то мы месте и можем круто взлабнуть. Так что, куда прешь?

- Еще разок схожу в ту подземную забегаловку, - отрезал я.

- Я с тобой, - сказал Контрабас.

- И не думай, - наехал на него Тромбон.

- Оставайся, - сказал и я.

Он пытался было что-то вякать, но Флейтяра быстро заткнул ему рот. Все деньги я оставил на месте. О скрипаче до сих пор ничего не знал. Но пистолет взять было надо, хотя я и рисковал его потерять, равно как и предыдущий. Гораздо безопаснее было оставить голову, только не пушку.

В течение почти всей дороги к "Голубому Щиту" я пытался придумать что-нибудь хоть чуточку имеющее смысл. Только все расклады выходили пустыми. Меня наняли, чтобы я стрелял, а не мучил понапрасну свою серость в башке. Когда же я дотащился наконец до заведения, рожа у меня была не из самых веселых. А тут еще этот клозетная бабка. Это ж как он на меня глянул. Похоже, что он не слишком верил, что я пришью скрипача. Ну и хер с ним!

Это я должен был верить.

Уселся я в том же самом месте, что и в прошлый раз. Людей было столько же. Наверняка здесь были и такие, кого скрипач не только не пугал, а наоборот, притягивал. Развлекуха! Я поделился этими мыслями с барменом.

- Угу, - буркнул тот. - Кое-кто подобное любит. Только люди почти не носят деньги, и спиртное не покупают. Мы уже в минусе.

Он положил руки на стойку.

- Скоро придется закрывать лавочку, потому что этот гад вычищает кассу до грошика.

Я взял выпивку, чтобы немного раскрутить обороты, и стал осматриваться. а было ли в этом месте что-то особое, отличное от всего другого и полезное для скрипача? Кабак как кабак, девочки как и везде глазки строят, заигрывают. Какой-то миг сне даже хотелось отбросить всю эту работу к черту. Можно было бы у бармена занять несколько злотов и позволить себе перепихнуться по маленькой. Только... сто пятьдесят лимонов. Я вздохнул. Люди сидели за столиками, немножко пили, немножко кричали. Все как и везде. Черт подери, ну что же могло помочь решить эту загадку?

Где-то через полчасика, которые мне никак не помогли, я заметил Аманду. Она помахала мне рукой, а я, хоть и не привык кланяться блядям, кивнул ей. Она тоже осматривалась по сторонам, как будто кого-то искала. Что касается Контрабаса, то здесь она лажанется.

И я был чертовски доволен этим.

Время тащилось как хромой под гору. Пить мне больше не хотелось. Если бы появился скрипач, я бы попросту всадил ему пулю в лоб. Пуленепроницаемый он или нет, но профессиональная ответственность приказывала проверить самому. Клозетная бабка чесал вчера из автомата, а тот и не дрогнул. А ведь должен был выглядеть как ситечко. Может, вокруг него было какое-то силовое поле? Я видел такие фильмы.

- Может еще выпьешь? - предложил бармен.

Нет, ждать было чертовски нудно. И я взял эту водку. Теперь я скучал под выпивку. Приперся вчерашний тип. Увидав его, бармен вытащил из загашника целый вазон искусственных цветов и, вздохнув, поставил его на стойку. Тип радостно залыбился. Цветы были кошмарные.

- Вот перед войной, вот это были цветы, - сказал он.

Я отвернул от него голову. Ну и тип. Аманда сидела сама за дальним столиком. А Контрабас не придет, подумал я, и настроение резко улучшилось. Я допил свой стакан. В голове зашумело, я почувствовал, что принял на грудь уже достаточно. В пьянке мне не хватало репетиций. Поэтому до меня не сразу дошло, что Аманда встает с места и с кем-то обнимается. И это был никто иной как Контрабас.

Контрабас сказал ей несколько слов, и они вышли из зала. Он не хотел, чтобы я его заметил. Только я заметил и был взбешен как никогда. Я слез со своего стула и пошел за ними.

- Эй, а работа? - крикнул мне вдогонку бармен.

- Не твое собачье дело, - буркнул я.

Клозетная бабуля тоже не очень-то хотел меня выпустить.

- Так что там со скрипачом? - спросил он. - Вы пришьете этого сукина сына или нет?

- Пошел нахер! - заорал я, потому что меня уже совсем достали.

Да, многое мог я вынести, но чтобы по любви?

Я вышел на улицу. Мне было паршиво. Там было немного людей, а Контрабас с Амандой как раз сворачивали в боковую улочку. Я побежал за ними. Ноги у меня были тяжелые-тяжелые. Я свернул за угол.

- Контрабас! - заорал я.

Тот сделал вид, что не слышит. Я вытащил пушку и выстрелил в воздух.

- Контрабас, сука!

Он остановился и повернулся в мою сторону, затем с неохотой подошел. Пришли оба, потому что Аманда цеплялась за его плечо.

- Возвращайся в заведение, киса, - сказал я, пристально тырясь на Контрабаса.

- Да, ты лучше иди, - сказал он.

Я подождал чуток, пока она скроется за углом. Чувствовал я себя странно, даже еще странней. Веки сами закрывались.

Трудно поверить, но я засыпал.

- Контрабас... - сказал я и медленно сполз на землю. Я был ласточкой и быстро-быстро скользил над землей по голубому небу. Нет, это было не небо; кто-то тащил меня за ноги. Только вот есть ли ноги у ласточек? Я видел над собой лицо Контрабаса, но все еще оставался ласточкой. Видимо я заснул, а потом лишь почувствовал, что прихожу в себя.

- Черт подери, Дирижер! Ну ты и храпел, будто Тромбон после страшного перепоя, - сказал Контрабас.

Я лежал в какой-то подворотне, а этот долбаный Ромео стоял возле меня на коленях, и на его лице были написаны радость и облегчение.

- Вот это номер, - сказал я, еле двигая языком.

- Я уже пятнадцать минут пробую тебя добудиться.

Я с трудом уселся, в голове была сплошная каша.

- Слушай, Контрабас, - заговорил я. - Я заснул. Ты хоть понимаешь, что это значит?

Он глуповато пялился на меня глуповато, на его лице не отражалось ни единой мыслишки.

- Контрабас, тут кто-то выебывается.

Я с трудом поднялся с тротуара, грязный и опять же злой как тысяча чертей. Только теперь повод был совершенно другой. Меня сделали дураком.

Мне хотелось рвать и метать, только вместо этого я как болван стоял посреди улицы. Но я уже мог размышлять, и этот процесс шел все живее.

Весенний Розмарин, закостеневший пердун, игрался со своими собаками возле развалин того, что он называл своим домом. Псы были ужасно ленивые и дурнее всего, что может передвигаться, но у старика была к ним слабость, именно с ними он привык терять остатки своего времени.

- Вот видишь, Дирижер, сколько лет человек пахал, пахал, а теперь, пожалуйста, не имею ни шиша, - сказал он. - Когда-то, да-а, когда-то и я пожил. Но ты же знаешь, война дала, война и забрала, разве не так?