Александр ЩЁГОЛЕВ - ОТРАВА С ПРИВКУСОМ ДЗЕН Страница 5

   – Звонок на урок! – бодро провозглашаю я. – Дз-зенн! Дз-зенн!

   После чего надеваю бак для белья Леониду на голову. На маленькую стриженую голову с огромными от изумления глазами.

   …Вчерашний вечер продолжался. Наша теплая троица – я, ты, да Витя Неживой с влюбленной обезьянкой под мышкой, – еще некоторое время постояла в фойе, игнорируя торжественное сборище.

   – Не хотите мятную конфетку? – спросил ты нас, доставая глянцевую упаковку. – Берите, берите!

   И сунул мне первому. Упаковка была уже вскрыта, и я бездумно взял одну штучку. Воспитание – это условный рефлекс. Бывают ситуации, когда предлагают, надеясь услышать отказ, и когда дают от чистого сердца. Я тебя прекрасно знал, Щюрик, слишком много общих воспоминаний нас связывало… так мне раньше казалось. Я верил в твою искренность. Даже симпатизировал тебе…

   Взял я эту невзрачную белую таблетку и положил себе под язык.

   Хотя, именно вчера утром я сел на трехсуточное голодание. Пятница у меня вообще особый день, без пищи, без воды и без тренировок – так называемый вялый день. Ладно, думаю, вреда не будет. Помойка во рту, а кругом женщины, приятный запах изо рта не помешает… Это оказалась не просто мята. Это была адская смесь мяты, ментола и эвкалипта, и я пожалел о сделанном уже через секунду. Зато опытный Витя, не отличавшийся хорошими манерами, решительно отвел твою руку с угощением.

   – А конфетки не отравлены? – с подозрением осведомился он.

   Наш майор имел очень специфическую манеру общаться, и шутки его были весьма своеобразны. Мент все-таки – злая порода, улыбка всегда с оскалом. Вот, например, типичная история (со слов Вити, ясное дело). Некий его сослуживец уходит в отпуск. Стоят они на лестнице, перекуривают. «Ты вещи-то свои из рабочего стола собрал?» – невзначай интересуется Неживой. «В каком смысле», – удивляется коллега. «Ну, мало ли что за время отпуска с тобой может случиться, а то ведь потом другим людям придется барахло из твоих ящиков на пол вываливать…» Через полчаса сослуживец отлавливает Витю в коридоре – специально искал, бедолага! – и спрашивает, крайне озабоченный: «Стой, я не понял! Почему кто-то будет вещи из моего стола на пол вываливать?»

   Юмор ментовского розлива – это когда не сразу распробуешь, шутит он, гад, или провоцирует. «Не отравлены ли конфетки…» Ты, Щюрик, сориентировался мгновенно, ответил Неживому в тон.

   – Нет, – говоришь, – я обычно только первую притравливаю.

   Дотошный майор заглянул в упаковку:

   – Так ты ему первую и дал, инквизитор.

   Потом мы дружно смеялись, и ты, Щюрик, беззаботнее всех. А потом конференция закончилась, и мы разбрелись в разные стороны…

   Бак – со вмятинами на дюралевых боках, однако это не мешает делу. Главное, что ребенку не составляет труда удерживать его на себе, настолько он легкий. Мальчик Леня разместился под этой штуковиной почти на половину своего роста, по пояс. Поразительно емкая тара! Пространства вполне хватает – и чтоб дышать свободно, и чтоб разговаривать.

   А еще для разговора мне нужен большой ажурный подсвечник, который я снял с верхней полки серванта и предусмотрительно поставил себе в ноги.

   – Леня, как ты думаешь, совершил ли ты ошибку, когда впустил меня в квартиру? – начинаю я.

   Под баком – молчание и слабое шевеление.

   – Попробуй ответить голосом, – помогаю я мальчику. – Мне ведь не видно выражение твоего лица, как и тебе – мое. Совершил ли ты ошибку?

   – Угу, – звучит глухой отклик.

   – Давай мы попробуем исправить эту ошибку. Я тебе помогу. Попробуем?

   – Угу.

   – Что бы ты сейчас обо мне не думал, я – мудрый человек, облеченный всеми правами учить молодых людей. На всем земном шаре еще с древних времен дикие первобытные люди собирали у костра маленьких мальчиков, чтобы подготовить их к тому моменту, когда они станут воинами. А воином в первобытном обществе становился мальчик 13-ти лет! С ними говорили мудрые старцы, и они запоминали все услышанное слово в слово, на всю жизнь. Вот и сейчас ты стоишь передо мной, как будущие воины стояли перед мудрым старцем. О чем я буду с тобой говорить? Люди делятся на умных и дураков. Умные очень осторожны, поэтому никто не может их заставить сделать самим себе плохо. Дураки, наоборот, только тем и заняты, что делают себе плохо, потому что проигрывают любому, кто скажет им хоть одно правильное слово. Близкий человек, папа или мама, никогда не заставит тебя сделать себе плохо, но есть другие люди, и эти люди – неизвестно кто. Они ходят по улицам и ловят момент, чтобы сказать тебе правильное слово, которому ты не сможешь сопротивляться… Тебе интересно?

   – Да, – тут же реагирует мальчик.

   – Ты любишь какао?

   – С молоком.

   – Тогда закрой глазки, – прошу я его. – Сейчас я буду считать до двадцати четырех. После этого ты совершенно успокоишься и любые правильные слова, которые ты раньше слышал, потеряют силу. Как я скажу, так ты и будешь думать, так и будешь смотреть на жизнь…

   Начинаю счет. «Один, два», – короткая пауза. «Четыре, пять». Пауза. «Семь, восемь и девять…» «Десять, одиннадцать и двенадцать…» Считаю тройками. Равномерно и отстраненно. А вот и конец счета: «Двадцать два, двадцать три и двадцать четыре…» Некоторое время молчу. «Ты спокоен». Снова молчу… Все в порядке, можно работать.

   – Теперь ты слушаешь меня очень внимательно, – произношу я медленно и ровно. – Ты слышишь только мой голос, никакие посторонние звуки нам не мешают. Мои слова входят в твои уши и растекаются по телу, как теплое какао с молоком. Это очень приятно. Теплое какао заполняет руки и ноги. Я все на свете знаю. Слушая меня, ты станешь самым умным. Твои уши ползут по телу, как две симпатичные улитки. Это смешно, правда? ( Из-под бака доносится рассыпчатое хихиканье. ) Они доползают до низа живота, и там останавливаются. Теперь твои уши – внизу живота. А теперь встань на колени и опустись попой на пятки. Ты находишься внутри волшебного колокола, который будет звонить каждый раз, когда появится какая-то опасность. Сядь поудобнее и держи колокол руками. Опасность далеко, и она очень боится слов. Я подарю тебе эти слова. Все, что я говорю, входит в низ твоего живота и теплой струей поднимается по спине. До затылка, до самой макушки…

   – Не получится, – вдруг шепчет Щюрик. – У ребенка очень плохая память. Мы его тестировали.

   Я, собрав волю в кулак, неслышно встаю. Вплотную приближаюсь к этому горе-папаше, пытаюсь поймать его взгляд. Бесполезно. Глаза прячутся в складках собранного по кусочкам лица. Лица, больше похожего на запеченную курицу.