Уилл Маккарти - «Если», 2003 № 06 Страница 5

Тогда Конрад обратился к Йанебебу Фекре.

— Ты изучаешь архитектуру, Фэк?

Фэк опять патетически воздел вялые руки, и этот жест получился на удивление саркастичным.

— О-о-о, архитектура!

Ладно, может, это не слишком популярный предмет, но один из двух, по которым Конрад не провалился в прошлом учебном году. Архитектура и программирование материи. Этими предметами он занимался с рвением, расстраивавшим учителей почти так же сильно, как его бездействие во всех прочих науках. Только история еще пробуждала у него некоторый интерес, и то лишь потому, что в прошлом году они изучали Световые войны, когда впервые пересеклись программирование материи и архитектура.

Световые войны начались тогда, когда всекамень, то бишь программируемая материя, проложил себе путь в старые республики. И тут наступила полная анархия: здания жадно втягивали в себя окружающую энергию, выбрасывая наружу отработанное тепло, они оскорбляли глаз нелепо торчащими суперрефлекторами и суперпоглотителями, пугали мельтешением огней и мощными вспышками коммуникационного лазера, не ограниченного пропускной способностью кабелепровода. Куда дешевле было самостоятельно забирать энергию из окружающей среды, чем покупать ее у чужого дяди, поэтому все эстетические соображения моментально вылетели в трубу совместно с заботой об удобстве прохожих и даже, до определенной степени, об их безопасности.

Можно было иметь сколько угодно тепла, если беззастенчиво хватать каждый пролетающий мимо твоего здания фотон. И можно было наслаждаться прохладой в летнюю жару, обратив свое здание в идеальное зеркало, отбрасывающее избыточное тепло на несчастных соседей. Фактически, если ты был достаточно умным и подлым, можно было одновременно делать и то, и другое, сгущая любую тень до черноты и усиливая любое пятнышко света до такой степени, какой тебе надо.

Но Световые войны все же не нанесли настолько сокрушительного удара по городской жизни, как Трифаксовые войны, которые разразились два десятилетия спустя. Шрамы от нанесенных ими ран оставались даже после основания Королевства, правители которого потребовали строжайшего соблюдения эдиктов об Охране Архитектуры. Здесь, в Денвере, с первого взгляда было понятно, в какое десятилетие построили то или иное здание. Рядом с древним сооружением из стали и бетонных отливок, где всекамень использовался только для фасада, высилась башня из чистого всекамня, которому не позволяло рассыпаться под действием гравитации только лишь давление электронного газа, заключенного в квантовые ячейки.

Впервые услышав об этом, Конрад посчитал идею невероятно глупой: а что если подача энергии прекратится?! Но, честно говоря, он еще ни разу не слышал о случаях падения или разрушения подобных зданий. По-видимому, их проектировщики продумали все возможные меры предосторожности…

Но большинство домов в Денвере построили уже после возникновения Королевства. Эти здания имели алмазные рамы, полы с всекаменным покрытием и, разумеется, всекаменные фасады, но со специальной проработкой под материалы более или менее природного происхождения.

Денвер, как и большинство поистине великих городов, принудительно регрессировал в напоминание о конце двадцать первого столетия. Предпочтение отдавалось камню, металлу, кварцевому стеклу. Световые вывески тоже должны были выглядеть надлежащим образом, как неоновые или ртутные трубки либо как электролюминесцентные диоды с объемным эффектом. По мере того, как сгущались сумерки и зажигались огни, Конрад с удовольствием отметил, что все уличное освещение имитирует газовые фонари. Было ли такое в двадцать первом веке? Если нет, то очень жаль!

Они все еще продолжали шагать в западном направлении; из-за какой-то башни выскользнула полная Луна.

— Ух ты! — воскликнул парнишка по имени Питер Кольб, указывая пальцем в небо.

Баскаль повернулся, взглянул наверх и широко распростер руки.

— Ну вот и Луна! Июльская, если говорить точно. То есть Луна Оленя. И мы, как молодые самцы оленей, прокладываем себе путь в этом мире. Пускай все жители Лунных куполов таращатся на нас с высоты, эта ночь все равно будет нашей!

— Луна Оленя? А кто это сказал? — поинтересовался чей-то голос.

— Так говорится в Морском Альманахе! — важно объявил Баскаль.

Фэк негромко откашлялся и произнес:

— Это, гм… пошло от алгонкинов.

— А кто это? — обернулся к нему Конрад.

— Одно из племен Североамериканского племенного сообщества. Оно очень древнее, но, знаете ли, по-прежнему существует. Там почти столько же народу, как на островах Тонга.

Теперь все уставились на Фэка, и даже при газовом свете заметно было, как тот покраснел.

Баскаль удивленно приподнял бровь.

— Фэк! Надеюсь, ты не обременен избыточными знаниями? Питер обременен, но он сын лауреатов. Конрад только думает, будто обременен, но ты, Фэк?! А, погоди, я кое-что понял. Только ничего не говори, я сам…. позволь-ка…

Принц несколько секунд пристально изучал лицо Фэка, а потом кивнул.

— Восьмушка индейской крови.

— Четверть, — поправил его Фэк. — Но только я не алгонкин, а чиппева, алгонкины наши соседи. Для нас это Малиновая Луна.

— Да ты настоящий знаток туземцев! Вот уж не думал!

— Я впервые в Северной Америке, — покачал головой Фэк. — Но знаю, что в здешних местах обитало племя Кайова, а может, Лакота. Для них это Лошадиная Луна.

— Придется немного пробежаться рысью с громким ржанием! — весело объявил Баскаль. — А также преподнести большую сочную ягодку малины всем добрым гражданам Денвера. Есть еще какие-нибудь луны, о которых нам следует узнать?

Фэк почесал ухо, смущенный таким пристальным вниманием. — Э-э-э… Кукурузная Луна? Или Попкорновая? А еще есть Громовая, Кровавая и Луна Хищника.

— Вот это да! Круто! Мне нравится. Будем клекотать, как орлы, оставляя за собой шлейф из грома и крови. И малиновый попкорн! Честно говоря, все это довольно глупо. Но так или иначе, а город наш, и мы урвем свой кусок!

Принц-Поэт, что с него взять, фыркнул про себя Конрад. Стив и Хо, на которых индейские луны не произвели особого впечатления, переглянулись и снова повернули на закат. И снова долг чести, казалось, обязывал принца устремиться за ними, дабы утвердить свою власть. Он втиснулся между плохишами и обхватил их за плечи, дружелюбно ухмыляясь.

— А вы знаете, что заповедники вроде этого живут так называемой сервисной экономикой? Идешь себе, глазеешь на витрины, и если что-нибудь понравится, продавцы отпечатают тебе копию либо пошлют факс на твой адрес. Или есть такие рестораны, где можно заказать вкусную еду из очень небольшого меню. Иногда весь ассортимент перечислен на одной карточке, но в этом-то весь фокус… Ты платишь за окружающую среду, за местный колорит. За то, как вещи выглядят, пахнут и соответствуют друг другу.