Журнал «Если» - «Если», 2001 № 7 Страница 5

Большую часть своего времени в Ноезере Джамиль посвятил представлению групп Ли в комплексных векторных пространствах. Вполне уместный выбор, потому что Эмми Ноезер была пионером исследований теории групп, и если бы ей удалось дожить до расцвета этой отрасли математики, то погрузилась бы в нее по самые уши. Отображения групп Ли были положены в основу почти всей, физики. Все разновидности субатомных частиц являются всего лишь конкретным способом представления группы, обладающей универсальной симметрией в виде системы роторов комплексных векторов. Описание подобных структур с помощью теории категорий относилось к числу достижений древней науки, однако Джамиля это не смущало: он давным-давно привык называть себя исследователем, а не первооткрывателем. Величайший из даров сознания — это способность воспринимать структуры мира, лежащие в основе тебя самого. Его трепетное желание хоть в чем-нибудь быть первым показалось бы десяти из шестнадцати его современников всего лишь примитивным честолюбием.

В библиотеке он разговаривал с обитателями иных миров, с теми, кого интересовала избранная им стезя, или знакомился с их последними работами в этой области. Пусть сами собеседники не являлись исследователями, но каждый мог по-новому анализировать имеющиеся данные, обогащая связи с другими областями, отыскивая способы представления глубочайшей и тонкой правды, не жертвуя при этом ни подробностями, ни глубинами, требовавшими постижения в первую очередь. Им не суждено раздвинуть границы познания. Им не открыть новые законы природы, изобрести новые технологии. Но для Джамиля было важно само достижение.

Он редко думал об участии в новом матче. Хотя эта мысль приходила ему в голову, но привлекательной не казалась. Теперь, когда Чусок ушел, они вполне могли играть по десять человек; составы будут равны и без Джамиля. Маргит даже могла сменить команду — хотя бы для того, чтобы доказать: чередой своих побед ее партнеры обязаны именно ей.

Но пришел день, когда он понял, что не может более оставаться в стороне. Он просто заглянул на поле, намереваясь побыть в числе зрителей, однако Руичи покинул команду Езкиеля, и все дружно попросили Джамиля принять участие.

Занимая свое место напротив Маргит, он не обнаружил на ее лице ни малейших следов предыдущей встречи. Ни презрения, ни намека на стыд. Джамиль решил забыть о ней: обязанности перед прочими членами команды требовали от него сосредоточиться на игре.

Они проиграли со счетом ноль — пять.

Джамиль заставил себя последовать за всеми в дом Эвдоры, чтобы отпраздновать или разделить скорбь — как выйдет — и забыть об этом. В гостях он принялся бродить из комнаты в комнату, наслаждаясь подобранной Эвдорой музыкой, однако же так и не сумел вступить ни в один разговор. При нем имя Чусока не упоминали.

Он ушел вскоре после полуночи. Почти полное первичное изображение Лапласа и восьми его ущербных вторичных компонент озаряли улицы столь ярким светом, что нужды в другом освещении не было. Джамиль подумал: Чусок вполне мог перебраться в другой город, который — не исключено — находится сейчас перед его глазами. И куда бы ни отправился Чусок, он все равно имеет возможность связаться со своими друзьями в Ноезере.

И со своими друзьями в соседнем доме, и в том, что рядом с ним?

Столетие за столетием?

Маргит сидела на пороге с букетом белых цветов в руке.

Джамиль почувствовал раздражение:

— Что ты здесь делаешь?

— Пришла извиниться.

Он пожал плечами:

— В этом нет необходимости. К некоторым вещам мы относимся по-разному. И отлично. Я вполне способен встретиться с тобой лицом к лицу на игровом поле.

— Извиняюсь не за различие во мнениях. Я была не вполне честна с тобой. И проявила жестокость. — Притенив глаза от света планеты, она поглядела на него: — Ты был прав; это и моя потеря. Мне жаль, что я не слишком хорошо знала твоего друга.

Он коротко рассмеялся:

— Увы, сожалеть об этом уже поздно.

Она ответила просто:

— Я знаю.

Джамиль смягчился:

— Не хочешь ли зайти?

Маргит кивнула. И он приказал двери пропустить ее. Впустив свою гостью, он спросил:

— Давно ты здесь сидишь? Не голодна?

— Нет.

— Я приготовлю что-нибудь для тебя.

— Не нужно.

Он крикнул ей из кухни:

— Рассматривай это как предложение мира. Цветов у меня нет.

Маргит ответила:

— Они предназначены не для тебя, а для дома Чусока. Перестав шарить в овощных лотках, Джамиль вернулся в гостиную:

— В Ноезере так не поступают.

Сидя на кушетке, Маргит глядела в пол:

— Мне так одиноко здесь. Я уже не в силах терпеть. Он опустился возле нее:

— Тогда почему ты дразнила его? Вы могли бы остаться друзьями. Она качнула головой:

— Не проси у меня объяснений.

Джамиль взял ее за руку. Повернувшись, она обняла его: ее пробирала дрожь. Он погладил ее по голове.

— Ш-ш-ш.

Она проговорила:

— Только секс. Ничего другого мне теперь не нужно. Он тихо простонал:

— Такой вещи более не существует.

— Я просто хочу, чтобы кто-то снова прикасался ко мне.

— Понимаю, — признался он. — И я тоже. Но это же не все. Охватив ладонями его лицо, Маргит поцеловала Джамиля. Губы ее имели вкус дыма.

— Я даже не знаю тебя, — заметил Джамиль.

— Теперь никто никого не знает.

— Это не так.

— Ты прав, — сдалась она.

Маргит провела ладонью вдоль руки. Джамиль очень хотел увидеть ее улыбку и поэтому заставил свои темные волосы засветиться, превращаясь под ее пальцами в фиолетовые цветы. Она не улыбнулась, но ответила:

— Мне уже доводилось видеть этот фокус. Джамиль ощутил досаду:

— Итак, я во всем разочаровал тебя. Наверно, тебе хотелось бы чего-нибудь новенького… Единорога, скажем, или амебу.

Она рассмеялась:

— Ты ошибаешься.

Взяв его руку, Маргит приложила ее к своей груди. Джамиль не знал, что именно ощущает. Желание. Сочувствие. Пренебрежение. Она пришла к нему, страдая от боли, и он хотел помочь ей, понимая: оба они сомневаются в том, что у них что-то получится.

Маргит вдохнула запах цветов, распустившихся на его руке.

— Они одного цвета? Повсюду?

Он ответил:

— Есть только один способ узнать это.

Джамиль проснулся рано утром в одиночестве. Он был уверен, что Маргит исчезнет, но был расстроен. Она могла хотя бы дождаться рассвета. Тогда он, не открывая глаз, позволил бы ей одеться и на цыпочках ускользнуть.

И тут он услышал ее.

Маргит сидела на полу кухни, обхватив ножку стола, она ритмически подвывала. Встретившись с ним взглядом, она продолжала скулить. Глаза ее не казались в этих сумерках пустыми; в них не было ни горячки, ни галлюцинации. Женщина эта в точности знала, кем является и где находится.