Радий Радутный - Мозаика странной войны Страница 5

Ядерного взрыва, очевидно, не было — пилот снова, в который раз взглянул на индикатор радиоактивности, — но грохнуло хорошо. Исковерканные остатки корабля и стартовых сооружений, вплавленный в грунт вездеход и мертвый купол говорили сами за себя.

Колония оказалась слишком дорогой и слишком уязвимой.

Пилот усмехнулся — в том, другом мире, где удар нанесен не был, колония быстро разрослась до самостоятельного и полностью самодостаточного города, бесплатный вакуум и дешевая энергия дали возможность штамповать очень большие процессоры и огромные кристаллы прямо под открытым небом и скоро — очень скоро! слишком скоро! — колония ощетинилась такими лазерами, что вражеские корабли предпочитали все время прикрываться Землей.

Он осторожно приподнял корабль над пыльной равниной, слегка толкнул ручку вперед и передвинулся еще на десяток метров ближе к куполу.

— Дистанция — сорок, — бросил он в микрофон. — Продолжаю сближение.

Те, кто медленно умирал от удушья, в принципе не должны были думать о мести — но кто знает? Было бы очень обидно нарваться на установленную десятки лет назад мину. Или — того хуже — попасть под огонь лазерной установки.

Пилот усмехнулся — какой там установки?! В этом мире лазеры остались лабораторными игрушками. А вот мины…

На дисплее виднелось два подозрительных металлопластиковых пятна и неизвестно, сколько подозрительных участков могло быть в самом куполе. Одно из пятен расположилось прямо перед входным люком. Пилот вздохнул, с сожалением бросил взгляд на гашетку, и неспешно начал проверять герметизацию скафандра.

— Выхожу, — бросил он в микрофон после некоторой паузы.

Выходить не хотелось.

Скафандр был громоздким, и стеснял движения даже здесь, при небольшой силе тяжести. Зато он не был металлическим, и если мина реагировала на металл, то она не взрывалась. А если взрыватель был емкостным или вибрационным…

Впрочем, об этом думать не стоило.

Вблизи мина оказалась скорчившимся на камне скафандром. Время изъело пластик, но металлические части блестели, как будто катастрофа произошла только вчера. Впрочем, для пилота это и было — “вчера”.

Он потянулся было к чужому шлему, затем резко отдернул руку.

Мине равно, как выглядеть. Она вполне способна притвориться мертвецом в скафандре.

Люк был открыт — что тоже казалось подозрительным. Пилот старательно просветил стыки переносным рентгеноскопом, молясь, чтобы взрыватель гипотетической ловушки не реагировал на рентгеновские лучи (“ну, это уж слишком подло!”), и, не обнаружив ничего, облегченно вздохнул.

Не было мины и возле следующего люка — и пилот беспрепятственно вошел внутрь.

Свет звезд проникал сквозь помутневшие, но все еще прозрачные иллюминаторы, выхватывая из темноты потрескавшуюся пластиковую мебель, рассыпавшиеся после разгерметизации комнатные растения, кости…

Пилот вздохнул, закрыл глаза и включил фонарь. Мина вполне могла реагировать и на свет. Но ничего не произошло.

В ярком, но слишком узком луче фонаря скелет выглядел страшновато. Череп с короткими тускло-коричневыми волосами, истлевшая рубашка, обвисшие вокруг костей ног брюки. В руках скелет держал обыкновенную бутылку из прозрачного стекла с запаянным горлышком. В бутылке, разумеется, скорчилась трубочкой записка.

Пилот усмехнулся. Черед записки придет попозже — если он найдет здесь что-то достаточно ценное, чтобы снарядить экспедицию. А если нет — то кому нужны столетней давности откровения кучки мертвецов?

В соседней комната два скелета скорчились и прильнули друг к другу. Следов одежды ни на одном не было. Пилот ухмыльнулся, бегло осмотрел комнату и двинулся дальше.

Мины не было — и это казалось подозрительным. Этого просто не могло быть.

В лаборатории было светлее, и прямо в иллюминатор заглядывал огромный голубой глаз. Где-то там, на Земле, жили те, кто отправил сюда этих смертников… или их потомки.

Пилот с тоской посмотрел в окно — на смонтированный процентов на тридцать прообраз лазерной пушки. Такой образец был бы очень кстати лет пятьдесят назад. Сейчас, разумеется, его место было в музее. Вот, например, в таком музее под открытым небом.

Человек прогулялся на камбуз, вытащил из цепкой хватки очередного скелета пустую бутылку, проследил взглядом за мертвыми глазными отверстиями черепа — и, удовлетворенно хмыкнув, достал из шкафа две бутылки с черной в свете фонаря жидкостью.

Здесь мины также не было.

Напоследок пилот зашел в компьютерную. Мертвый металл встретил его отблесками его же фонаря, скелет в кресле оператора иронично оскалился. Человек вздохнул и протянул руку к пульту.

И отдернул. Последнее место, где могла жить мина — это компьютер, но все же… Он снова вздохнул и поднял рентгеноскоп.

И оказался прав. Черная коробка притаилась рядом с выключателем, как живой, шевельнулся детектор, почуяв излучение прибора, и сработало реле.

Некоторое время пилот, обливаясь холодным потом, следил, как медленно — ужасающе медленно, — обдирая приварившийся за десятилетия пластик, сближаются две урановые пластины, слушал угрожающий треск индикатора, орущего о начале цепной реакции, затем выругался и бросился к выходу.

Уран разогрелся, и пластик начал плавиться.

Пилот длинными прыжками мчался к кораблю.

Пластик крупными каплями начал вытекать из-под пластин.

Пилот рванул ручку на себя, и, потеряв открытый фонарь, на девятикратной перегрузке рванул вверх.

Сзади полыхнуло. Затарахтел счетчик. Некоторое время пилот летел, вжавшись в бронеспинку корабля, затем выпрямился и расхохотался — немного истерически, но, в общем-то, счастливо. Затем вытащил из ранца две бутылки коньяка — все, что осталось от лунной базы — и хохотал долго, непрерывно, до изнеможения, пока не пришла пора набирать программу Перехода…

Эпизод 2 (продолжение)

— Кстати, о потоке, — напомнил пилот.

— О потоке? — подводник недоуменно посмотрел на него, затем перевел взгляд на ручеек коньяка на столе. — Ах, да. О потоке. Дальше все просто. Если возмущение оказалось малым — например, ты только заглянул и сразу ушел — поток будет некоторое время испытывать автоколебания, которые затем стихнут. Если же ты, например, вышел на Красную площадь и помочился на мавзолей…

Он красноречиво умолк. И ухмыльнулся.

— А в чем это выразится?

— А в разрыве потока. Эта линия времени просто прервется. Исчезнет. Вместе со всем ее содержимым. Не сразу — но довольно скоро. И именно это нам и предстоит сделать, кстати, с этой линией.

— Почему?