Александр Соловьёв - Мятежник Хомофара Страница 5

— Прошу прощения, госпожа Гаерская. Поизошла ошибка. К сожалению, я не тот, за кого вы меня принимаете. Я не ампутатор и не возьмусь удалять ваши так называемые тяготы. Не имею ни малейшего представления, как это делать.

Он взял со стола забытую кем-то пачку сигарет, повертел её в руках.

— Теперь попрошу меня оставить.

Лицо женщины потемнело.

— Что ж… — сухо сказала она. — Вы пожалеете.

Гаерская плотно сжала губы и, не говоря ни слова, вышла.

Когда дверь за ней закрылась, Вадим вскочил со стула и быстро заходил по маленькому кабинету.

— Типичная. Зрительная. Галлюцинация.

Он вспомнил, как вчера ночью реаниматолог Галах дважды подливал ему в кофе коньяк.

— Паленый.

Походив, он упал в кресло и, закинув ноги на кушетку, замер.

Взгляд его некоторое время блуждал по стенам, затем остановился на собственных тапках.

На коричневой коже тонким слоем лежала золотистая пыль.

Глава 2

По роду занятий Иван Пиликин был кем-то вроде мафиози, как сам он выразился однажды. За последнее время он оказался самым тяжелым пациентом. Пиликин попал в дежурство Расина с двумя гигантскими гематомами и разорванной селезенкой.

Шеф, которого подняли в полтретьего ночи, поговорив с людьми Пиликина, не стал заносить данные в криминальный журнал.

— Бытовая, — сказал он, глядя на Расина странным взглядом. — Ты оперируешь, я ассистирую. Мне все равно завтра в Харьков уезжать на трое суток. Я ему тебя порекомендовал.

Убрав селезенку, вскрыв гематомы, Вадим сделал полную ревизию брюшной полости. Там был сплошной синяк, словно беднягу колотили по животу битой. Расин произвел тщательный гемостаз, утыкал тощий живот Пиликина дренажами.

На следующий день после операции, когда Пиликин проснулся в реанимационной палате, он потребовал к себе спасителя.

Вне себя от радости, Иван наобещал Вадиму золотые горы.

— Рано благодарить, — выдержанно сказал Расин. — Теперь важно выполнять все назначения. Вы потеряли много крови, имеется множество кровоизлияний, повреждены ткани…

— Нет, братан! Ты, видно, и сам не разумеешь, как помог мне!.. — расплываясь в улыбке, простонал Пиликин. — Все основное уже сделано!.. Теперь я свободен!

Через час начала повышаться температура, а к вечеру приблизилась к отметке сорок.

Командировка шефа в Харьков послужила причиной того, что Расину пришлось ближайшие три дня ночевать в отделении. Люди Пиликина не позволяли отлучиться ни на минуту.

Вадим непрерывно наводнял больного раствором антибиотиков, дважды в день промывал полости, но в последующую неделю состояние оставалось стабильно тяжелым. Лихорадка сопровождалась бредом.

В бреду Пиликин продолжал благодарить спасителя и прославлял свободу.

Только в следующий понедельник температурная кривая стала снижать амплитуду.

Когда Пиликина перевели в хирургию, в одну из палат Расина, между гангстером и доктором состоялся один очень короткий разговор, в ходе которого Пиликин сообщил Вадиму номер сотового телефона. По этому номеру можно позвонить однократно в самой трудной жизненной ситуации, после чего будет оказана гарантированная помощь, каких бы затрат дело ни стоило.

На всякий случай Вадим запомнил номер, хотя был абсолютно уверен, что необходимости звонить не будет никогда.

Подходя к автостоянке, Расин вспомнил слова Ивана, которые в тот раз показались ему полубредом.

— Прости, братан… — говорил Пиликин. — Но этот твой дар… он не должен в тебе таиться. Ты смог избавить меня, но есть и другие, кому понадобится твоя помощь.

Из подсознания всплыли слова: нет сомнения, Иван Пиликин — проводник.

…Вадиму показалось, что он вынырнул из темноты. Голова побаливала и кружилась.

Что сейчас с ним было? Черт, самая настоящая амнезия. Задремал у себя в кабинете, что ли?

Расин достал ключ, открыл дверь старенькой «тойоты».

Белый лист, лежавший на сидении, был легче бумаги. До того, как он растаял, просочившись сквозь пальцы, Расин успел прочитать:

Беги прямо сейчас!

Некоторое время пальцы ощущали тепло. Затем осталась саднящая пустота внутри. Сердце судорожно зжалось. На лбу выступил пот.

Расин наклонился и заглянул в зеркало заднего вида. Вадим, что с тобой?!

Он машинально вытер руку о рубашку.

В это время ко входу в приемный покой подъехала «скорая». Вот сейчас откроется дверь, фельдшер поможет выбраться из машины старушке с растрепанной седой головой. Вероятно, у нее вывих левого плечевого сустава. Вероятно…

Откуда он знает?

На мгновение мир становится черно-белым…

Беги прямо сейчас?

Вадим потер лицо руками.

Так. Надо смотреть на вещи реально. Мог ли Галах подлить в кофе какой-нибудь из своих препаратов? Теоретически мог. Но, во-первых, зачем ему это? Во-вторых, ни один из применяемых в реанимации медикаментов не может обладать таким явно выраженным галлюциногенным действием. Стоп… Пару недель назад они беседовали о психоделиках. Галах проявлял интерес к этим препаратам и говорил о возможности изготовления мескалина в условиях домашней лаборатории. Возможно, ему и удалось синтезировать наркотик. И теперь он решил опробовать его действие на коллеге. Допустим, так. Почему же Галах ни разу за весь день не зашел в отделение посмотреть на результаты?

Да какие там результаты?! Если не считать женщины с дорогой, растущей из живота, и только что исчезнувшей в его руках записки, никаких измененных состояний сознания у него не наблюдалось. А может, Галах ни при чем, а всему виной сумасшедшая ведьма? Что же это тогда? Магия? Колдовство? Шаманство?

Он посмеялся нелепой мысли. Что бы ни было, нельзя позволять себе скатываться в болото суеверия.

Дверь «скорой» распахнулась. Полный мужчина в белом халате ступил на асфальт. Огляделся по сторонам, затем вновь втиснулся по пояс в открытую дверь. Медленно пятясь назад, он стал выводить из машины пожилую женщину, придерживая её подмышки. На лице старушки написано страдание.

Дыра в памяти по-прежнему зияет. Беги прямо сейчас?

Расин откинул спинку сидения назад, прикрыл глаза.

Калейдоскоп подвижных картинок завертелся перед внутренним взором: Галах, Портной, женщина с пыльной дорогой в животе, Пиликин с перекошенным от боли, но счастливым лицом.

Вадим поерзал на месте. Не открывая глаз, поискал рукой на коленях: что, если исчезнувшая записка там?..

Ничего не найдя, он стал прислушиваться к стуку замедляющихся сердцебиений, затем склонил голову набок, принялся умащиваться. Пробовал ещё несколько раз напомнить себе о призрачном предостережении, но стала охватывать дремота.