Феликс Дымов - Эти солнечные, солнечные зайчики... Страница 5

— Да, дети! — подтвердил Ант. — Дети-боги. Двести прекрасных, всесильных и бездумных богов, чужих на нашей Земле. Со знаниями, до которых нам еще ой как далеко! Нет, это совсем-совсем не подарочек!

— Надо выпустить их! — перебила Айя. — В гуманоидном виде.

— Мы разве можем? — переспросила Ольга.

— Легче, чем ты превращаешь электронный сигнал в легкий ужин, — вполне сносно произнес Гийом.

— Тогда почему нам не позаботиться о том, чтоб Земля перестала быть им чужой?

— Да. А как?

— Надо подумать. — Оля встала, и тележка, восприняв это как сигнал к отъезду, укатила. Молодой женщине очень хотелось найти выход. Назло тугодумам-мужчинам, занятым больше физикой вопроса, чем психологией. Назло Айе, у которой нет и не может быть собственного мнения, пока она не испытает счастливой боли материнства. Даже назло себе, своим попыткам сходу разрубить узел. — По-моему, тут дело в том, чтобы каждому из них вернуть настоящее детство. Повторить новое детство на Земле. И чтоб обязательно с мамой. В семье…

Она покраснела. Судя по тому, как потеплели глаза Анта, истина лежала где-то близко.

— Мы подбирались к этой мысли, — тихо сказал Ант. — Разные семьи на всех материках. И матери тоже разные.

— Хорошие, — упрямилась Оля.

— Конечно же, хорошие. Но главное — разные!

Ант подошел к Оле, крепко обнял за плечи. И это опять значило много больше, чем он сделал и сказал. По крайней мере одно наверняка: вот у их Тошки мама вполне-вполне на уровне!

— Значит, все? Вопрос решен?

— Маленькая деталь, — Гийом поерзал на стуле. — Нам нужно моральное оправдание, почему мы вынуждены скрыть свой эксперимент от человечества?

Оля вопросительно взглянула на мужа.

— Штурман прав, — пояснил командир. — Какая же мать согласится воспитывать подкидыша наравне с собственными детьми? Либо не сможет до конца скрыть — не брезгливость, нет, — настороженность к чужеродному малышу. Либо заласкает хуже, чем на его родной планете. И уж, разумеется, не шлепнет лишний раз, даже если ребеночек по земным меркам этого сильно заслуживает. Иными словами, возникнет проблема доброй мачехи. А мы должны заведомо исключить исключительность. Не беречь их от малых горестей — от ожогов, заноз, падений и шлепков. То есть от того, чем обделила их Альциона. Напрашивается вывод: матери не должны знать об их происхождении. Соседи любой степени отдаленности тоже. Следовательно, никто-никто на Земле…

— А сами они? — не выдержала Айя.

— Тем более! — жестко ответил командир. — Им хватит забот с теми генетическими особенностями, которыми они несомненно отличаются от землян. Но тут, я полагаю, найдется достаточно желающих объяснить отклонения мутациями. А к совершеннолетию мы предоставим им информацию, которую имеют сегодня «солнечные зайчики». Но она наложится на сформировавшуюся, общественно полезную личность. За ними останется право выбора: отдать новой родине знания и неизвестные нам таланты или вернуться в Плеяды искать соплеменников. Сегодняшняя субпространственная одежка и тогда будет им впору, и, может быть, им суждено будет заново организовать свой разбросанный по Вселенной народ. Во всяком случае «зайчики» уйдут друзьями, оставив у нас на Земле сердца.

— А они согласятся? — Оля робко взяла в руки коробочку — ненадежное жилище для двух сотен богов, принятое ими в качестве добровольного и совершенно условного места обитания.

— Попросим ответить гостя! — Гийом озорно подмигнул Ольге. — Пти! Эй, Пти!

Пти войти в контакт не соизволил. Прикорнув на потолке, он по всем признакам дремал.

— Тут такая петрушка получается! — Леша с сожалением отложил потускневший карандаш. Он разучился говорить, не рисуя, но коли начал, приходилось заканчивать. — Когда мы их нашли, они были почти без сознания от страха. И очень обрадовались, что кто-то примет за них решение, к чему они природной склонности не имеют. Переложив на нас ответственность, они снова поуспокоились и могут без зазрения совести резвиться.

Зямчиков хотел еще кое-что добавить, но вдруг зажал рот обеими руками, покраснел и несколько раз взглянул на потолок.

— Не в то горлышко попало? — Айя заботливо стукнула его ладонью по спине.

— Фу, черт! Он говорит, что доверяет нашему разуму. Что еще один такой приступ страха попросту сведет их с ума. Они вынуждены изгнать страх из диапазона своих чувств. Кроме того, им больше не хочется быть детьми.

— Ты о ком, Леша?

Зямчиков повернулся к Оле и сердито пояснил:

— О Пти. О ком же еще?

— Это н-называется из м-мозга в мозг? А почему он не з-захотел с-сказать всем? — язвительно спросил штурман.

— А п-потому, — передразнил Леша, — что мой мозг ему больше подходит!

— Насколько я понял, что бы мы ни предложили, все им придется по душе? — уточнил Ант.

— Если, разумеется, в т-таком т-тельце есть д-душа! — мстительно проворчал Гийом.

Все давно стояли кружком и ждали последней точки, завершающего спор штриха. Ант, все еще сгорбившийся, несвободный, внутренне закрученный вдруг потер указательным пальцем переносицу и медленно произнес:

— Надеюсь, мы поступаем верно. А иначе какие права у нас пятерых распоряжаться судьбами двух цивилизаций?

Никому не хотелось снова начинать разговор, и взгляд его натыкался на одинаковые чуть виноватые улыбки друзей. Мысли как-то сразу разбежались. Оля поймала себя на том, что Айя слишком пристально смотрит на командира; конечно, не дело это — такая вот симпатичная девочка уже два года летает с Антом, а за такой срок мало ли что может быть между ними! Но вдруг сама себя устыдилась и громче, чем это вызывалось необходимостью, сказала:

— Что же, разве мы здесь — не человечество? Каждый человек — атом человечества. И все, что полагается целому, он должен носить в себе всегда!

— Лучше, пожалуй, не скажешь! — Командир выпрямился. И все облегченно вздохнули.

Дело было не в том, что Оля заново открыла кому-то глаза на мир. Каждый в принципе думал так же. Но важно, чтобы кто-нибудь рядом вслух повторил твои собственные мысли.

Ант открыл коробку и выпустил зайчиков пастись по стенам кабинета. Пти радостно прыгнул им навстречу.

По середине мостовой брела девушка с сумкой на длинном ремне. Транспорта было еще мало, и ей никто не мешал.

— Нонка! — окликнули ее.

Девушка подняла голову, долго всматривалась и вдруг заулыбалась:

— А, Оля! Я так задумалась, никого не вижу. На работу?

— Конечно. А тебя уж я не спрашиваю…

— И напрасно. Это мое вечернее дежурство так затянулось…