Анатолий Днепров - 220 процентов свободы Страница 5

- Спасибо. Я не пью, - ответил Леонор.

- Не пьете?

- Нет.

- Почему?

- А почему вы пьете? Вы ведь знаете, что это вредно. Особенно для вашего мозга. Он работает правильно тогда, когда не отравлен.

Геллер поморщился. Затем налил еще одну рюмку. Леонор не спускал с него глаз. После четвертой рюмки ученый подошел к юноше и сказал:

- Я вас беру. Беру к себе. Вы дьявольски умная бестия... Черт знает! Откуда только такие, как вы, появляются...

- Вы пьяны, - холодно заметил Леонор.

- Совершенно верно, мой мальчик. Точно. Я пьян. Я хочу быть пьяным, потому что я устал...

- И вам доверяют решать важные научные проблемы? - удивленно спросил Леонор.

- То есть как это - доверяют? - переспросил Геллер.

- Если человек отравляет свой мозг алкоголем, а вы это делаете, господин Эдвард Геллер, он не в состоянии правильно решать серьезные проблемы. А если ему поручать решать задачи, от которых зависят судьбы народов, то это преступление со стороны тех, кто ему дает такое поручение, и преступление с вашей стороны.

- Но-но-но! - произнес Геллер и погрозил Леонору пальцем. - Не умничайте. Я старше вас в два с половиной раза.

- Тем хуже. Значит, вдобавок у вас еще и склеротический мозг. Я просто не понимаю, как можно расчеты политических и военных акций поручать пьющим склеротикам!

- Замолчите, вы, - зашипел Геллер и, налив подряд еще две рюмки, выпил их залпом.

IV

Вдоль реки над головой то и дело проносились электровозы, обдавая прохожих горячим зловонием. Внизу и вверху сигналили автомобили. Был влажный бесцветный осенний день.

- Тебе нравится у нас? - спросил Эрнест Холл.

- У вас, как и у нас, - невозмутимо ответил Леонор.

- Я никогда не был в Европе, но мне рассказывали, что там очень красиво. Во всяком случае там еще не научились загаживать города, как у нас.

Леонор поднял воротник плаща.

- Ты, Эрнест, говоришь так, будто Европа тебя и впрямь интересует.

- А тебя?

Снова над головой пронесся поезд. Леонор на мгновенье остановился и посмотрел ему вслед.

- Двигатель дрянь, - сказал он.

- Это всем известно, - перебил его Эрнест. - Так как же насчет Европы?

- А какая разница! Я вспоминаю наш маленький городок, директора Штиммера и нашу гимназию. Смешно, право!..

- Смешно? Послушай, почему ты корчишь из себя этакую бесстрастную скотину? Ведь это довольно противно.

Леонор остановился и пристально посмотрел на своего спутника.

- Холл, если ты действительно хочешь, чтобы мы дружили, давай не будем болтать о чепухе. В конечном счете, если судить по вашим стандартам, я веду себя отлично.

Они спустились с моста и пошли по набережной. Теперь было хорошо видно, какой грязной была вода в реке.

- В Америке был такой ученый, Ленгмьюр. Он первый доказал, что пленки масла на воде - это мономолекулярные пленки.

- Ну и что же? - с нескрываемым раздражением спросил Холл.

- Мы слишком мало знаем о мономолекулярных слоях. Мне кажется, что будущая теория материи должна представлять себе атомы и атомные частицы как разбухающие пленки, которые построены из частиц первоматерии.

Холл вдруг остановился и взял Леонора за руку.

- Послушай, дружище. У тебя когда-нибудь появляется чувство неудовлетворенности от того, что ты живешь и работаешь у нас? Тебя не тянет на родину?

Леонор улыбнулся.

- Нет.

- А у тебя не осталась там, в Германии, ну, скажем, любимая девушка?

- А что это такое?

Холл энергично сплюнул.

- Не притворяйся дураком. Ты, парень, знай. Что мы, американцы, можем шутить до поры до времени.

Леонор облокотился на гранитные перила.

- Мы американцы, мы европейцы, мы негры... Честное слово, Эрнест, я просто не понимаю, для чего все это говорится. Я не имею никакого представления о любви, и следовательно, никакой девушки у меня в принципе быть не может.

- Ты врешь!

- Я?

- Да, ты.

- Но, Эрнест...

- Леонор. До сих пор я знал тебя как умного парня. Никто никогда не сможет по достоинству оценить все то, что ты сделал для нашей фирмы. Я могу сказать тебе откровенно, что твои работы наши ребята изучают как какой-то особый курс. Это нас заставляет делать Геллер. Но... Но когда я увидел вчера девушку из Европы...

- Девушку из Европы? - спросил Леонор.

- Да. Ее имя Эльза. Она из твоего города, а ее отец совладелец фирмы, в которой мы работаем. Так вот, эта Эльза сказала, что она будет тебя презирать, если ты будешь продолжать свою деятельность у Геллера.

Некоторое время Леонор непонимающе смотрел на Холла, а после начал смеяться, все громче и громче, пока его смех не разнесся по всей набережной. Леонор, извиваясь от смеха, показывал пальцем на Эрнеста Холла и что-то говорил по-немецки. У американского парня задергались скулы. Ему вдруг показалось, что Леонор сошел с ума.

Он стоял долго и ждал, пока его приятель насмеется вдоволь. А когда тот умолк, Эрнест, ничего не спрашивая, зашагал вперед.

Только после того, как они оказались на широкой, ярко освещенной улице, Холл, как бы размышляя вслух, пробормотал:

- Кажется, итальянец по имени Ламброза заметил, что гениальность - явление такое же патологическое, как и сумасшествие...

- Совершенно верно, это сказал Ламброза, - подтвердил Леонор. - Я вспомнил эту девушку, Эльзу... Ты знаешь, перед моим отъездом из Германии она сказала, что любит меня.

Холл резко остановился.

- Ну а ты?

- Я? Ничего. Пожал плечами.

Леонор хихикнул, но Эрнест подошел к нему вплотную и схватил за борт пиджака.

- Вот что. Если ты не перестанешь корчить из себя робота в человеческом обличье, я размозжу тебе голову. Понятно?

- Понятно. Я очень от тебя устал, Эрнест. Иди своей дорогой, а я пойду своей. Мы никогда не поймем друг друга. Никогда. Прощай.

Леонор пересек улицу, оставив американского парня на перекрестке.

А вот и здание атомного центра. Было уже очень поздно, и Леонору показалось странным, что возле высокой каменной ограды стояли какие-то люди. Их было немного, всего человек пятнадцать - двадцать, но держались они группой, а в середине кто-то поднимал фанерный щит, на котором было написано "Свободу от атомной опасности!"

Леонор хотел было пройти мимо, прямо к воротам проходной, но его вдруг окружили плотным кольцом.

- Вы отсюда? - спросил кто-то.

- Зачем вы работаете здесь?

- Какое ваше дело, где я работаю.

- И вас не мучают угрызения совести?

- Это когда убивают людей и считают, что так и нужно.

- Я никого не убивал и не собираюсь убивать.

- Но вы работаете здесь. Значит, вы содействуете тем, кто намеревается совершить убийство.

Леонор вышел из круга, остановился и произнес усталым голосом: