Пол Андерсон - Танцовщица из Атлантиды Страница 5

Свершив долг благочестия, Эрисса начала собираться в путь. Сбросив длинную юбку и блузу с широким вырезом, она надела тунику и крепкие сандалии. Волосы заколола тугим узлом, а к поясу прицепила нож и сумку с припасами. Она съела ломоть хлеба с куском сыра и запила его вином, разведенным водой. Тихонько, чтобы не разбудить их, она заглянула в две комнаты, где спали ее дети от Дагона — два мальчика, две девочки. Старшей семнадцать, уже почти невеста. (О Дева Бритомартис! Эриссе самой было столько же, когда Бог сошел к ней!) И пухленький трехлетний младший — милый сонный запах! Только отойдя от дома, она вспомнила, что не простилась с мужем.

На западе в синих глубинах еще кое-где светились звезды, но восток побледнел, блестела роса, щебетали птицы. Ее дом стоял совсем близко к портовому городу, но крутой склон и густые рощи маслин, инжирных и гранатовых деревьев скрывали от глаз все, кроме ее собственных угодий.

Дагон не одобрил ее выбор.

— Лучше жить в городе внутри стен. С каждым годом морские разбойники множатся. Здесь нам никто не поможет защищаться.

Она засмеялась, но не весело, а с горечью, положившей конец спору.

— После того, что нам пришлось пережить, милый, стоит ли бояться кучки трусливых псов?

А потом — он ведь был тряпкой, горожанином, способным сладить с женщиной, только поставив ее по закону ниже себя, — она добавила:

— Мы построим крепкий дом и будем брать в работники только сильных мужчин, способных сражаться. Тогда мы сумеем отразить любое нападение, пока на сигнальный дым не подоспеет подмога. А мне, чтобы выращивать священных быков, нужны обширные угодья.

Оставив дом и службы позади, она свернула на тропу, ведущую в сторону от моря через луга, где пасся ее скот. Коровы дремали в курящейся туманной дымкой траве или спокойно подставляли вымя неуклюже бодающимся телятам. Под платаном, верхние ветки которого уже ловили лучи пока еще невидимого солнца, стоял Отец Минотавр. Она замедлила шаг, любуясь его величавыми рогами. По его шкуре узором рассыпались пятна, точно по дерну в лесу в солнечный день. Могучие мышцы перекатывались под ней, точно морская зыбь в тихую погоду. О Священный! Внутри у нее все заныло от желания танцевать с ним.

Нет! Бог, зачавший Девкалиона, отнял у нее право танцевать в честь Богини, а время, унеся ее юную гибкость и быстроту, отняло у нее право жены и матери танцевать, обучая своих детей.

Но в остальном ее тело оставалось молодым, она шла быстрым размашистым шагом, и камешки хрустели под ее сандалиями.

Там, где начиналось безлюдье, ее узнал свинопас и опустился на колени. Она благословила его, но не остановилась. Строго говоря, у нее не было права благословлять — ведь жрицей она не стала и просто слыла ворожеей, умеющей врачевать, предсказывать будущее и творить белые чары. Поэтому ей дозволялось поступать как заблагорассудится — уходить одной далеко от дома в одежде горца, не вызывая возмущения добропорядочных людей, но святостью она не обладала.

Однако ворожея тоже причастна божественным силам, и Эрисса помогла малатийцам возродить некоторые священные церемонии — ведь в юности она танцевала с быками в честь Владычицы и хотя не похвалялась тем, что была избранницей Бога, но отрицать это нужным не считала, и почти все ей верили. Так что она была не простой деревенской знахаркой.

Почтение, которое с годами она внушала все больше, способствовало Дагону в его делах. Эрисса весело усмехнулась.

Ее мышцы напрягались и расслаблялись, напрягались и расслаблялись, уводя ее все дальше от моря, все выше в горы. Вскоре она уже добралась до древнего соснового бора. На этой высоте под этими душистыми ветвями осенняя прохлада стала знобкой. В полдень Эрисса села перекусить там, где стремительный ручей образовал широкую заводь. Она легко могла бы поймать руками рыбу и съесть ее сырой, но она шла к святилищу Богини и не могла отнимать жизнь.

До своей цели она добралась в сумерках — до пещеры на верхнем склоне самой высокой горы на Малате. Неподалеку в хижине жила жрица-предсказательница. Эрисса принесла ей в дар подвеску из северного янтаря с жучком, навеки заключенным в нем. Египетский символ обладал могучими свойствами, и потому дар был очень ценным. В благодарность жрица не просто дала Эриссе обычное разрешение вознести молитвы перед тремя изваяниями у входа в пещеру — перед Бритомартис, Девой, перед Реей, Матерью, перед Диктинной, Помнящей и Предвидящей, но проводила ее за Завесу к источнику и его Тайне.

В хижине было много съестных припасов — подношений сельских жителей. Когда они поели, предсказательница расположилась поболтать, но Эрисса не пожелала, а так как и в ней жила Сила, принуждать ее не следовало, и они рано легли спать.

Встала Эрисса тоже спозаранку и перед зарей была уже на вершине.

Там в одиночестве среди безмолвия и блеска новорожденного утра она смогла дать волю слезам.

У ее ног склон круто уходил вниз уступами, скалистыми обрывами, мощными и темными в обрамлении зелени сосен, которые далеко-далеко внизу сменялись пестротой полей и садов. А вверху простиралось ничем не заслоненное небо, где плавал орел, чьи крылья отливали золотом в юном свете Астерия, солнца, Сына. Воздух был прохладным, терпким от шафрана и тмина, легкий ветерок сдувал волосы с увлажнившегося лба. Вокруг острова смыкалось море, синее, зеленое, вдали темно-лиловое, все в полосках сверкающей пены. На северо-запад уходили другие острова, точно белогрудые корабли. На севере дыбилась Азия, все еще в дымке ночных сновидений. Но на юге вставала вершина Иды, где родился Астерий… о Кефт, прекрасный и потерянный навсегда!

И ни единого следа Хариати-эйа. Миру ее больше никогда не видеть.

— Бог Данкен! — рыдала Эрисса, протягивая к небесам руку с комком земли. — Когда ты снова призовешь меня к себе?

И смерч засосал ее.

Они стояли на сожженной солнцем земле. Каменистая, бурая, изрезанная овражками равнина, кое-где поросшая колючим кустарником. Южный горизонт тонул в жарком колеблющемся мареве. На севере пустыня смыкалась с водной гладью, сверкавшей, как полированное серебро, под безжалостным белым блеском, в котором кружили три стервятника.

Они посмотрели на землю, друг на друга. И закричали.

Глава 3

В тот вневременной миг, когда Рида затянуло и унесло, все его существо в ужасе вопияло: «Нет-нет! Только не инсульт, когда я еще молод!» И тут же он отшатнулся от пустыни, которая заполнила его глаза, уши, легкие. Но отступать было некуда: пустыня была повсюду вокруг… В голове вспыхивали слова: «Я сплю! Я брежу! Я умер, и я в аду!»