Джоанна Расс - Больше никаких сказок Страница 5

Я кивнула.

- Ну, тогда ты знаешь больше многих.- Посмотрев на мою ладонь, она скорчила гримасу.- Он идет. Встань перед плитой. Когда он прикажет тебе выключить газ, выключи. Когда я скажу тебе "сейчас", ударь его кочергой.

- Я не могу,- шепнула я.- Он слишком большой.

- Он не тронет тебя,- сказала она.- Делай, как я сказала.

- Что вы собираетесь делать?

- Когда я скажу "сейчас",- строго повторила она,- стукни его кочергой.

Сев к столу и дотянувшись до баночки со всякой всячиной, которую мама держала на подоконнике, она принялась подравнивать ногти пилочкой. Прошло две минуты. Ничего не случилось. Я стояла, держа в руке холодный конец кочерги, пока не почувствовала, что могу говорить.

- Отчего вы сморщились? Вам стало больно?

- Заноза в ладони,- спокойно ответила она.

- Почему вы ее не вытащите?

- Она разнесет весь дом.

Чужак шагнул в открытую дверь кухни. Без слов она положила на стол обе руки ладонями вверх, и тоже без слов он вытащил черную ленточку из кармана своего смокинга и положил на ее запястья. Ленточка тут же начала стягиваться, облепляя руки гостьи и часть стола, словно черная изолента, и сжимая их с такой силой, что дерево заскрипело. Кончиком пальца он тронул ее ладонь, где пульсировала маленькая черная точка. Точка исчезла. Он засмеялся и велел мне выключить свет, что я и сделала.

- Убери это,- сказала она.

- Если бы ты пряталась похуже, у тебя было бы и оружие.

И тут край стола треснул, словно выстрелил,- он отодрал черную ленту от ее рук и спрятал в своем костюме.

- Теперь, когда я воспользовался этим, все знают, где мы,- сказал он и уселся на кухонный стул, высоко задрав колени.

Тогда она сказала что-то, чего я не поняла. Сняла блюдце с пустого стакана и налила в него воды; прошептав опять что-то неясное, протянула стакан ему, но он отстранился. Она пожала плечами и выпила воду сама.

- Мухи,- сказала она и положила блюдце обратно.

Несколько минут они сидели молча. Я не знала, что делать: я помнила, что надо ждать команды "сейчас" и тогда стукнуть его, но никто ничего не говорил. Кухонные часы показывали без десяти одиннадцать. Где-то прямо у окна звенел сверчок. Я боялась, что чужак почувствует запах растворителя. У меня затекли ноги, наша гостья сожалеюще вздохнула и кивнула.

Чужак поднялся, осторожно отодвинул стул и произнес:

- Отлично. Я вызову их.

- Сейчас? - спросила она.

Я не могла ничего сделать. Я держала кочергу перед собой обеими руками и стояла, не зная, как сделать это. Чужак - он пригибался, чтобы не задеть наш потолок - только взглянул на меня, будто я не стоила большего, и снова сосредоточил внимание на ней. Она оперла подбородок на ладони и прикрыла глаза.

- Положи это, пожалуйста,- устало сказала она.

Я не знала, что делать. Она приоткрыла глаза и сняла блюдце со второго стакана.

- Положи это сейчас же,- она поднесла стакан с растворителем к губам.

Я неловко ударила его кочергой. Смутно помню, что было потом: по-моему, он засмеялся и успел поймать кочергу за раскаленный конец, а затем взвыл и сбил меня с ног, потому что помню, что стою на четвереньках, глядя, как она сбивает его с ног. Когда он упал, она пнула его в висок. Затем отступила и протянула мне руку; я подала ей кочергу, которую она взяла сложенной тряпкой, перехватила за холодный конец и с жуткой силой обрушила не на голову ему, как я ждала, а на горло. Когда он замер, она надавила раскаленным концом кочерги на разные точки его костюма, провела им по его поясу и швам ботинок. Потом она сказала мне:

- Уйди.

Я вышла, но успела увидеть, как она снова ударила его в горло, уже не кочергой, а каблуком туфли, серебряной туфли.

Когда я вернулась, там уже никого не было. На сушилке стоял чисто вымытый и вытертый стакан, а кочерга пристроена в уголке раковины под струю холодной воды. Наша гостья стояла у плиты, заваривая чай в коричневом мамином чайнике. Она стояла как раз под матерчатым голландским календарем, который моя мама, не отставая от моды, повесила на стенку. К нему она прикалывала записки для памяти, на одной стояло:

"БУДЬ ОСТОРОЖНА. КРОМЕ ВАННОЙ, БОЛЬШЕ НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ ПРОИСХОДИТ ЛИШЬ В КУХНЕ".

- Где...,- проговорила я,- г-г-где...

- Сядь вот сюда.- Она пододвинула ЕГО стул. Но ЕГО нигде не было.- Не слишком задумывайся.

Тут в кухню из гостиной вошла моя мама с пледом на плечах и, глуповато улыбаясь, сказала:

- Боже, я, кажется, уснула!..

- Чаю? - спросила наша гостья.

- Просто-напросто уснула,- сказала мама, усаживаясь.

- Я забыла,- сказала наша гостья и добавила:

- Мы же одолжили машину. Позвоню им по телефону.

Она вышла в холл, где нам установили телефон одним из первых в городе, и через несколько минут вернулась.

- Все в порядке? - спросила мама. Чай мы пили молча.

- Скажите мне,- наконец произнесла наша гостья.- Как работает ваше радио?

- Безупречно,- с некоторой обидой ответила мама.

- Это хорошо,- сказала наша гостья,- потому что вы в мертвой зоне, понимаете, слава Богу, в мертвой зоне!

Моя мама встревожилась:

- Простите, я не...

- Извините меня,- сказала гостья,- мне нездоровится.

Она со стуком поставила чашку на блюдце, встала и вышла из кухни. Мама ласково дотронулась до моей РУКИ.

- Никто ее не... обидел на танцах? - тихо спросила мама.

- О нет,- ответила я.

- Ты уверена? - настаивала мама.- Ты точно знаешь? Никто не говорил о ее росте или внешности, ну чтонибудь скверное?

- Руфь говорила,- соврала я.-Сказала, что она как жирафа.- Мама, успокоенная, встала и стала убирать чайную посуду в шкафчик. Потом вытерла стакан, который держала наша гостья, тот, где был растворитель.

- Бедная женщина,- говорила мама, протирая его,- несчастная женщина.

Потом не было ничего особенного. Я начала готовить учебники к школе. Голубые васильки буйно расцвели вокруг дома, и отец, выздоровев, скосил их все. Мама вырастила несколько гибридных васильков на задней клумбе, в два раза выше диких; она объясняла мне, почему они крупнее, но я позабыла.

Наша гостья познакомилась с мужчиной, не очень подходящим, потому что он был поляк и работал в гараже. Она не выходила, а встречалась с ним по вечерам на кухне. Это был коренастый, крепкий парень, светловолосый, с настоящей польской фамилией, но все звали его Богалуза Джо, потому что пятнадцать лет он провел в Богалузе, штат Луизиана (он выговаривал "Люзьяна") и все время вспоминал об этом. У него была теория, что цветные совсем как мы и что через сто лет все так перемешаются, что не различишь. Мою маму очень заинтересовали его взгляды, но она никогда не позволяла мне говорить с ним. Он был очень уважителен: звал ее "мэм" и никогда не ругался, но в гостиную ни разу не зашел. С нашей гостьей он всегда встречался на кухне или в саду за домом. Они пили кофе и играли в карты. Иногда она просила его: