Андрей Мансуров - Разрешенная фантастика – 3 Страница 5

Да, подумал он, пока всё сходится. Жить в «спальном» центре у ЦУМ-а, главного Универмага Столицы, могли только или очень «высокие начальники», или богатые нувориши… Земля там стоит – почти как в Лондоне. Просто так дом, да ещё с гаражом (Да ещё – под «Мерседес»!) и участком, не купишь. Нужно или ворочать миллионами, или…

Получить по наследству. Вот как он получил свой. А отец решил «на старости лет» перебраться в пятикомнатную на центральной улице – проспекте Буньедкор. Сказал, что хватит с него возни с ремонтом крыши, копания сада-огорода, и присмотра за деревьями и виноградником.

Шавкат его вполне понимал: возиться с землёй, как делали многие его сослуживцы, он не любил. Ну вот не было у него этой «жилки дехканина». Да и ладно.

– Надо же. Ваша правда – солидный человек. Жаль его. Ладно, поднимайтесь. Пора двигаться, если хотим добраться засветло.

До Дома добрались уже в сумерках.

Оглядываясь в очередной раз, он подумал, что у них в «норе» хотя бы потом не воняет: хоть мыться было и невозможно, обтирались влажной губкой почти каждую неделю.

Он условным образом постучал. Жена отодвинула все чёртовы засовы-крючки. Но вот дверь-люк пришлось толкать самому. Он спустился первым, подал руку Тамилле, чтоб та с непривычки не свалилась с трёхметровой стремянки с осклизлыми ступенями. Тамила спускалась осторожно, щурясь, и пытаясь приспособить зрение к слабому отсвету масляной коптилки, пробивавшегося через открытую сейчас дверь предбанника.

– Гуля, познакомься. Девушку зовут Тамилла.

Гюзель, вначале молча смотревшая на их спуск, обрела наконец голос. Встала в позу. И орать стала на узбекском. Наверное, потому, что ругаться на нём ей гораздо привычней – не нужно подбирать слова. Те сами приходили на язык, «автоматом»:

– Свинья! Скотина похотливая! Старый развратник! Где ты прятал её всё это время? А я-то думаю: куда это он таскается каждые три дня?! «Разведчик» хренов! А ты, значит, кобель вонючий, решил, что хватит трахаться на стороне, и, раз жена сильно больна, и не может, пора свою шлюху привести прямо сюда?! Или у неё там еда закончилась?!

– Дура. Замолчи. Ни с кем я не трахался. – он отвечал тоже по-узбекски, чувствуя, как кровь бросилась в лицо, и надеясь, что их перебранки не поймут, – Сегодня нашёл её там, у Театрального, в квартале для чиновников. У неё умер отец. Могла бы выразить девушке хоть какое-то сочувствие.

– Ах, сочувствие?! Ты, значит, теперь свой …й с…ный будешь постоянно совать в чужую …, а я, значит, должна «посочувствовать»?!.. Как давно ты её трахаешь?!

Шавкат собрался применить традиционный метод успокоения – то есть, мат, а если нужно – то и кулак, но оказался поражён странными звуками: приведённая, и сейчас тихо стоящая в углу предбанника женщина… Смеялась. Значит, всё поняла.

Правда, при внимательном рассмотрении оказалось, что она ещё и плачет при этом. Зрелище было диким и нереальным. (Впрочем, что сейчас не-дико в их «Мире»?)

Гюзель почему-то сразу успокоилась, и переключилась на женщину:

–Ты – чего? Что смешного?!

– Ха-ха… Смешного… Вы думаете, что я спала с вашим мужем? Вот поэтому и смеюсь, что смешно. Да мне и самой смешно, что я до сих пор… – она, булькнув, словно подавилась собственной слюной, или слезами, сглотнула. – Всё ещё девственница.

Воцарившуюся тишину нарушил действительно удивлённый Шавкат:

– А сколько вам лет, Тамилла?

– Тридцать шесть.

– Н-да. Тогда, действительно, странно, что вы… А как? Замужем ни разу не были?

– Нет, не была.

– Нереально для Средней Азии. У нас менталитет обязывает рано выходить замуж. И ведь у вас был – отец? И – немаленький человек. Куда он смотрел?

– Куда, куда… Он смотрел только в кошельки моих «кандидатов». Все они его не устраивали. А тех похотливых старых козлов, или избалованных дебилов-сопляков, которых находил он, браковала я. Ну, как бы – в отместку. – женщина невесело усмехнулась.

Гуля смилостивилась:

– Ладно, хватит вам стоять в углу. У нас тепло. Так что снимайте верхнюю одежду, и оставьте тут, в предбаннике. Повесьте вон на вешалке, чтоб сохла. А я пока суп разогрею. Там уже стемнело?

– Да. – заперевший назад все засовы, и прошедший в комнату Шавкат кивнул.

– Значит, можно печку снова растапливать.

– Надо же… – в голосе прошедшей в «комнату» (Ну как – комнату: помещение пять на четыре, и высотой – поднять руку, и достать до бетонного перекрытия – потолка!) Тамилы прозвучала настоящая зависть, – у вас и книги сохранились!

– Да. – Шавкат был горд, что удалось так много спасти. Мало ли! Вдруг – пригодятся? Хотя топить ими ужасно не хотелось бы… – Целый стеллаж. Правда, вот читать почти времени нет – то стрелы строгаешь, то на разведку ходишь, то вон – фильтр чистишь, да стекло четверное протираешь от влаги… А то не видно от грязи да испарений даже дневного света. А вы книг не спасали?

– Спасали… Но когда кончились дрова – сожгли. Вернее, это я сожгла, когда отец уже ходить не мог. У нас-то мы всё, что было можно сжечь – давно сожгли…

Шавкат подумал, что похоже на правду. Хотя и не верилось, что вот такая женщина, вернее – девушка, не оставила бы на память хоть томик стихов… Странно.

После ужина выяснилось, почему Тамилловских «кандидатов» отклоняли. Почти все они были танцовщиками.

А сама Тамилла работала в театре оперы и балета. (Шавкат фыркнул: «Навои, что ли?»). Да, в том самом. Имени Алишера Навои. Балериной.

А вот в это запросто можно было поверить: несколько нескладная и тонкая длинная фигура вряд ли весила больше сорока кило, и двигалась, действительно, довольно грациозно: несколько неестественно выворачивая ступни, словно их так поставили с детства. Впрочем, почему – «словно»? И поставили. Гуля спросила:

– И сколько же лет вас там мучили-учили?

– Шесть лет в Училище. И почти двадцать – в труппе.

– Ты – солистка? – жена решила, что если балерина моложе, и с мужем действительно не спала, можно называть её и на «ты».

– Нет. Нет, к сожалению, не пробилась. – девушка опять криво усмехнулась, и дёрнула плечиком, – Чтобы пробиться в солистки, нужно было пройти «диванное прослушивание». Ну, с нашим Главным. А я никогда не соглашалась.

– А почему тебя тогда просто – не уволили?

– А опять-таки – из-за отца. Говорю же: он у меня – заместитель Прокурора города! Ну, был. – глаза потухли.

Но Шавкат и Гуля снова переглянулись: очень похоже на правду. Такого не придумаешь. Отец – деспот, конечно… Но то, что он – большой начальник, гарантирует, что с работы не турнут, даже если и отказала шефу в интимной близости. А сольных партий и перспектив не видать как своих ушей по причине… Ну, понятно – по какой причине.