Антон Первушин - Дорога к Марсу Страница 50

Он задумался.

– В иной реальности? В виртуальном пространстве? – предположил Гивенс.

– Быть может.

– А почему для меня существует реальность корабля, а для тебя – реальность чужой планеты? – продолжал допытываться Гивенс.

Они уже выяснили, что корабль – вернее, его двойник, пустой и необитаемый – находится рядом с лодкой. Все время рядом – скользит сквозь пространство будто привязанный, бесплотный и невидимый. Но если отплыть от правого борта на три с половиной метра – хлоп! И вместо реки оказываешься в залитых красным тревожным светом коридорах…

– Наверное, для тебя важнее корабль, космос, сам полет, – сказал Карташов. – А для меня – Марс. Поэтому моя персональная галлюцинация привязана к Марсу, твоя – к кораблю. Но они пересекаются. И мы можем ходить из сна в сон…

– Почему мы? – задумчиво спросил Гивенс. – Может… может, потому что мы черные?

– Я не черный, – сказал Карташов. – Я бурят. Чистокровный. – Он хмыкнул. – Можно, конечно, сказать, что мы оба не белые – ты негр, я монголоид… Но не думаю, что цвет кожи здесь играет какую-то роль.

– У меня дед был белым, – признался Гивенс. – Хотя все равно какая-то связь возможна…

– Тише! – Карташов поднял руку. – Что-то происходит!

И впрямь: берега теперь проносились мимо куда быстрее. А откуда-то впереди, издалека, доносился легкий ровный гул…

– Водопад! – озвучил Гивенс их общую мысль. – Пошли!

– Куда пошли? – удивился Карташов.

– На корабль! В мой сон! Пересидим!

Карташов покачал головой:

– Эдвард… я не думаю, что если с лодкой что-то случится, то с кораблем все будет в порядке…

Они посмотрели друг на друга. И бросились грести – грести отчаянно, изо всех сил, Карташов – коротким веслом, Эдвард – руками.

Берега тем временем все больше и больше менялись. Тростник исчез, глинистая грязь уступила место вначале твердой красноватой почве, а потом – каменистым (хотя все таким же рыжим) камням. Теперь уже не было проблем с тем, чтобы пристать к берегу… кроме одной – река будто взбесилась, течение несло лодку все быстрее и быстрее.

На экранах компьютеров комета Гивенса выглядела устрашающе. Это был сверкающий шар, размеры которого трудно было определить.

– Это еще что такое? – воскликнул Жобан. – Это она и есть?

Аникеев не ответил. Они уже ничего не могли сделать. Корабль просто утонул в сиянии. Поляризационные фильтры осекли лишний свет, и на несколько секунд путешественники почувствовали, что очутились в рубке «Тысячелетнего сокола» во время гиперпрыжка.

– Тысяча чертей! – воскликнул Жан-Пьер Жобан. – Поезда вот-вот столкнутся!

«Парусу точно кирдык, – думал Аникеев. – Рой обломков и льда вокруг ядра, порвет его, как Тузик грелку. С самого начала идиотская идея была. Главное – чтобы корабль выдержал». Еще в школе он узнал, что вероятность столкновения корабля с метеоритом минимальна. Что же это за везение такое? Счастье новичка, иначе не скажешь.

Ослепительный свет стал медленно гаснуть.

– Счастливого пути! – проговорил Жан-Пьер Жобан со вздохом облегчения. – Подумайте только! Неужели же Вселенная так мала, что какое-то жалкое кометное ядро не может на свободе прогуляться по небу?

– Не выгребем! – крикнул Эдвард. – Карташов, уходим!

Но Карташов, присев на носу лодки на одно колено, стремительно работал веслом, упорно направляя лодку к берегу. Впереди уже вставало облако брызг, висящее над водопадом, сквозь воду стали проглядывать острые камни, притаившиеся на самой стремнине. Но для Карташова будто исчезло все, кроме лодки, весла и неохотно приближающегося берега.

«Мы умрем, – отстраненно подумал Эдвард. – Мы все умрем… как страшно…»

Но то ли упрямство русского, то ли его вера в то, что в корабле не отсидеться, подействовали – Эдвард, ругаясь и плача одновременно, продолжал грести. Руки заледенели от студеной воды, уши заложило от грохота водопада, но он все греб, греб и греб…

Даже когда лодка уткнулась в берег метрах в двадцати от пропасти, куда обрушивалась река, Гивенс не сразу смог остановиться. Карташов выскочил на берег первым, стал вытягивать лодку. Опомнившись, Гивенс помог ему. Оттащив лодку подальше от берега, они осторожно подошли к краю обрыва.

И замерли, глядя на раскинувшуюся внизу равнину, по которой, уже неспешно и вольно, текла широкая река – текла прямо к виднеющемуся на горизонте морю…

Равнина была зеленой.

Живой.

– Черт возьми! – прокричал Гивенс. – Черт возьми!

Ругая себя за только что пережитый страх, едва не заставивший его напортачить в самый ответственный момент, он расстегнул комбинезон и сказал:

– Всегда мечтал отлить с края Гранд Каньона…

Карташов хрипло рассмеялся и последовал его примеру.

– Если я и впрямь сейчас валяюсь в коме, – рассуждал Гивенс, застегиваясь, – то, надеюсь, мне надели большой хороший памперс…

– Знаешь, бразе, – неожиданно сказал Карташов, отходя от края, – а ведь есть у меня ощущение, что мы с тобой сейчас не только сами спаслись… мы еще и весь корабль спасли.

– Может быть, – согласился Гивенс. – Слушай, мне кажется, или там, на горизонте, я вижу парус?

– Не шевелись! – внезапно прервал его Карташов. – Стой и не оборачивайся!

26

Тонкая нить любви

Сергей Слюсаренко

– Не оборачивайся – по слогам, почти не разжимая губ, повторил Карташов.

Гивенс застыл, только слегка вжал голову в плечи. Карташов медленно поднял руку и щелчком сбил здоровенного паука, невесть откуда появившегося на плече негра.

– Вот ведь, сволочь, укусить мог! – удовлетворенно сказал Карташов.

– Спасибо, брат! – Гивенс пожал товарищу руку. – Тебе не кажется, что откуда-то дымком тянет?

– Да это не дымок! Я бы сказал, что это запах пиццы, которую готовят на дровах. – Карташов задрал нос, принюхиваясь.

– Пошли туда. – Гивенс показал рукой вниз по склону, где тонкая тропинка, струясь среди камней, уходила в зелень долины.

Жобан внимательно изучал энцефалограмму Гивенса и не мог понять, что же его так беспокоит. Вроде все нормально, человек в коме, но все-таки что-то не так.

– Ладно, это уже паранойя, – подумал Жан-Пьер и направился прочь из отсека.

Но, уже коснувшись комингса, он на секунду бросил взгляд на системы жизнеобеспечения Карташова. У врача появилась безумная мысль.

– Бруно, нужна твоя помощь, – вызвал он Пичеррили по интеркому. – Ты сейчас вне вахты, можешь мне помочь?

– Нет проблем, – немедленно отозвался итальянец. – Я как раз закончил пиццу делать. Чуть подгорела, но все равно именно то, что надо.