Евгений Лукин - Алая аура протопарторга Страница 50

– Слышь, дымчатый… – тихонько окликнули из темноты.

Анчутка всмотрелся и различил чуть выдвинутую из стены мордочку горохового цвета.

– Ну ты, я гляжу, отважный! – подобострастно восхитился незнакомец. – Не боишься?..

– В первый раз, что ли? – процедил Анчутка и тоже ушел в стену.

Бояться-то он, по правде сказать, боялся, но уж больно хотелось сделать приятное Африкану…

Ника Невыразинова в заляпанных краской брючках и такой же маечке стояла посреди кухни и, критически прищурившись, разглядывала ослепительно белую скрипку на фоне разделочной небрежно обожженной доски.

Осмотрительно выйдя из стены лишь наполовину, Анчутка помедлил, являя собой нечто вроде барельефа, потом набрался храбрости и мелодично прочистил горлышко.

Ника обернулась.

– Ка-кой пушистенький!.. – в полном восторге вскричала она.

– Я – от Панкрата… – поспешно предупредил домовичок, на всякий случай упячиваясь в стену поглубже. Вчера он это все уже проходил… Сперва погладит, потом понянчит, а там, глядишь, кружевные панталончики, голубенький бантик – и аминь!..

– Ой, Панкрат!.. – Ника всплеснула руками.

– И от Африкана… – добавил Анчутка.

– Ой, Африкан!..

К счастью, Панкрат с Африканом интересовали теперь Нику гораздо больше, нежели заурядный дымчатый домовенок.

– Противный Панкрат!.. Он обещал взять меня на теракт!.. Ну и когда же?..

– Сегодня!.. – выпалил Анчутка. – В четыре часа дня возле краеведческого музея…

Зрачки Ники расширились.

– Со стрельбой?.. – ахнула она.

– Н-не знаю… – честно ответил Анчутка. – Сказано: встречаетесь с Панкратом у крыльца и ждете нас с Африканом. Икону брать будем!.. – не удержавшись, похвастался он.

Ника подхватилась, кинулась к платяному шкафу и настежь распахнула дверцы. По комнате полетели выбрасываемые вместе с вешалками наряды.

– Блин! Надеть нечего!..

Наконец на свет явился камуфлированный комбинезон.

– Н-ну… вот это вроде ничего… – в сомнении молвила Ника и вопросительно оглянулась на домовичка. – А?..

Но домовичок уже сгинул. Из стены торчало только чуткое ушко, тут же, впрочем, скрывшееся. Причем было оно почему-то не дымчатого, а нежно-горохового цвета…

Среди белесых тектонических руин «Ограбанка» копошились ярко одетые спасатели и скромно одетые мародеры.

– Не слушают родителей… – вздыхая, сетовал вполголоса один из них. – Приходит вчера под утро весь в синяках! Ну сколько раз можно повторять: не ходи ты ночью по освещенным местам… Там же ментов полно!..

Анчутка приостановился послушать и вновь столкнулся все с тем же невзрачным мужичком в приталенной рясе. Только на этот раз шел мужичок в обратном направлении: не к Дворцу, а от Дворца. Да и не шел он, точнее сказать, а плелся. Личико его обрезалось от горя.

Что до Анчутки, то он передвигался незримо – перебегая вдоль стен и подпитываясь от жилья. То есть увидеть его мужичок вроде бы возможности не имел… Однако известно, что в минуты сильных потрясений в человеке просыпаются дремлющие способности, о которых он и не подозревает.

Короче, встретившись взглядом с Анчуткой, мужичок жалко скривил рот и произнес с проникновенной горечью:

– Нет, но, главное, на кого променяли!.. На какого-то волосатика… Чего лыбишься-то?.. И ты туда же?..

Должно быть, все-таки заметил…

Анчутка опасливо посмотрел ему вослед. Из-под черного подола рясы волочился по асфальту краешек алого полотна…

В этот миг сердечко ударило, как колокольчик, и надолго замерло. Увы, Анчутка хорошо знал, что это означает. Первый раз подобное ощущение он испытал, когда беднота еще только шла раскулачивать Егора Карпыча, за которого ему долго потом пенял следователь НКВД Григорий Семенович Этих. В другой раз Анчутка почувствовал то же самое перед тем, как арестовали завмага Василия Сидоровича Лялькина, изъяв у него из-под паркетины брильянты и прочее. Домовые всегда чуют сердечком, когда хозяину дома грозит опасность…

Анчутка заковылял по тротуару со всей быстротой, на какую был только способен. Страх нарастал с каждым шажком. Умишком своим домовичок понимал, что особых неприятностей у столь могущественного чудотворца, как протопарторг, быть не может, но ничего не мог с собой поделать…

Вокруг шумела столица. Прошла непонятно откуда взявшаяся компания моряков киевского военно-морского флота. За каждой бескозыркой вились многочисленные шелковые ленты всех цветов радуги…

Облака громоздились выше и выше. Со стороны Лыцка наезжала чреватая молниями туча свинцовых оттенков.

Изнемогая от тревоги, Анчутка проник в подъезд, вскатился по лестнице и прошел в конспиративную квартиру сквозь стену. Жуткое зрелище предстало его глазенкам.

Протопарторг Африкан сидел на ящике с патронами – громоздко и недвижно, как глыба, причем глыба, выветрившаяся настолько, что толкни – рассыплется и осядет грудой трухи. Одышливый рот – как у театральной трагической маски. Большие руки бессильно уронены на колени. Обессмыслившиеся незрячие глаза устремлены в противоположный угол.

Даже на берегу Чумахлинки перед переходом государственной границы Африкан не выглядел столь плачевно.

Но самое главное – аура… Вместо мощного алого сияния, сравнимого разве что с солнечной короной в моменты полного затмения, грузную фигуру протопарторга облекало теперь что-то весьма не определенное, рыжеватое с подпалинами… Изредка в подозрительной этой дымке сквозил алый косматый язык, но тут же съеживался, гас…

Это уходило доверие избирателей, уходила народная любовь. Где-то там, далеко, за Чумахлинкой, безутешный Лыцк прощался со своим любимцем – с предательски выкраденным, убиенным и вновь выкраденным Африканом, о чем Анчутке было, конечно же, невдомек… Кое-кто в Лыцке поначалу просто отказывался верить в гибель пламенного протопарторга, но рыдающие толпы, скорбные голоса в динамиках, приспущенные флаги с черным крепом – все это быстро убеждало усомнившегося, и еще одним кумачовым протуберанчиком в ауре чудотворца становилось меньше. И по мере того как увитый траурными лентами лафет проплывал главной площадью Лыцка, уже носящей имя Африкана, благодать покидала Анчуткиного хозяина, переходя на урну с Бог знает чьим прахом и на возведенный за ночь мавзолей…

Дымчатая шерстка стала дыбом. Поскуливая от жалости, Анчутка подобрался к Африкану, вцепился коготками в рясу.

Протопарторг с трудом перекатил глаза на домовичка – и уставился непонимающе.

– Все-таки вычеркнул… – с безмерным удивлением хрипло вымолвил он. – Смотри ж ты! Себя не пожалел, а вычеркнул… Как же это он решился?..

В комнату, сначала робко, потом осмелев, стали помаленьку проникать представители астральной фауны: проплыла стайка угланчиков, за спиной протопарторга сел и грузно ссутулился средних размеров страшок. Откуда-то взялся шустрый маленький барабашка, пробежался по потолку, тронул люстру. Потом упал на стол, дернул протопарторга за рукав рясы… Ах ты, гад!.. Небось, когда Африкан был в силе, ручонки-то не распускал! А теперь отвага прорезалась?..