Фредерик Браун - Сборник рассказов Страница 50

В столице планеты Дар, жители которой владеют миллионами полезных планет и посетили миллионы бесполезных - в том числе, например, и нашу Землю, - живет в большой стеклянной клетке Эл Хенли. Клетка стоит на почетном месте, ведь _Оно_ - действительно, уникальный экземпляр. Середину клетки занимает бассейн, откуда Эл часто пьет и где _Он_, как говорят, иногда купается. В бассейн поступает прекраснейший напиток, по сравнению с которым лучшее виски Земли - все равно, что неочищенный самогон по сравнению с виски. В этот напиток добавляют все витамины и минеральные соли, в которых нуждается организм Хенли.

Напиток не вызывает ни похмелья, ни других неприятных последствий. Он приводит Хенли в такой же восторг, как и сам Хенли - это несуразное _Существо_, - посетителей зоопарка, которые в полном изумлении разглядывают _Его_ и читают на клетке табличку, начинающуюся с латинского названия вида. С того латинского названия, которое Эл сообщил Третьему и Девятому:

ALCOHOLICUS ANONIMUS

ПИТАЕТСЯ C2H5OH С НЕБОЛЬШИМИ ДОБАВКАМИ ВИТАМИНОВ И МИНЕРАЛЬНЫХ СОЛЕЙ. ИЗРЕДКА ПРОЯВЛЯЕТ ОСТРОУМИЕ, НО СОВЕРШЕННО АЛОГИЧЕН.

ФИЗИЧЕСКАЯ ВЫНОСЛИВОСТЬ - ПАДАЕТ, СДЕЛАВ НЕСКОЛЬКО ШАГОВ.

КОММЕРЧЕСКОЙ ЦЕННОСТИ НЕ ИМЕЕТ, НО ИНТЕРЕСЕН КАК РЕДКИЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОДНОЙ ИЗ САМЫХ НЕОБЫЧАЙНЫХ ФОРМ ЖИЗНИ В ГАЛАКТИКЕ.

МЕСТО ОБИТАНИЯ - ПЛАНЕТА N_3 СОЛНЦА YX6547 - HG908.

Дарианцы обращаются с Элом так, что _Ему_ практически уготовано бессмертие. И это очень хорошо: ведь умри _Он_, и дарианцы, чего доброго, явятся на Землю за другим. А здесь им могли бы подвернуться вы или я приличные, трезвые, достойные люди, в здравом уме и твердой памяти. Право, это могло бы плохо кончиться для всей нашей планеты!..

Йсуты

Пер. Ю. Семенычев

— Вальтер! Йсут — это что такое? — поинтересовалась миссис Рэлстон у мужа, доктора Рэлстона, во время завтрака.

— Э-э… какое-то общество, наверное. Не знаю, сколько их сейчас в мире. А почему возник этот вопрос?

— Марта говорила, что Генри что-то бурчал по их поводу, относительно пятидесяти миллионов йсутов. И что он ответил ей довольно грубо, когда она попыталась выяснить, о чем это он рассуждает.

«Марта» — это была миссис Грэхем, а «Генри» — доктор Грэхем, ее муж. Они были соседями Рэлстонов, причем жены близко дружили между собой.

— Пятьдесят миллионов… — задумчиво произнес доктор Рэлстон. — Но ведь это — количество партеносов.

Этого он не мог не знать, поскольку вместе с доктором Грэхемом отвечал за «Операцию Партено», а именно за организацию партеногенетических рождений. Вся эта история восходила к 1980 году, то есть имела уже двадцатилетнюю давность. Тогда оба ученых первыми сумели успешно провести опыт с человеческим партеногенезом, оплодотворением женской яйцеклетки без какого бы то ни было вмешательства со стороны мужского начала. Плод, полученный в результате опыта, назвали Джоном, и сейчас ему было уже двадцать лет. Жил он рядом, в семье Грэхемов, которые усыновили его после трагической смерти матери в результате несчастного случая.

Всем остальным партеносам было не более десяти лет. Дело в том, что лишь по достижении Джоном десятилетнего возраста, когда выявилось, что он обладает отличным здоровьем и не склонен ни к одной из аномалий, власти сняли действовавший до того момента запрет на применение этого метода. Тогда любой женщине, пожелавшей иметь ребенка (и не хотевшей отказываться либо от безбрачия, либо от жизни со стерильным мужем), было разрешено завести его путем партеногенеза. К тому времени стал заметно ощущаться сильный недостаток мужчин, треть которых погибла после эпидемии тестостерита в 1970 году. Поэтому с просьбой о партеногенезе обратились сразу более пятидесяти миллионов женщин, которые и дали жизнь зачатым столь необычным образом детям. К счастью, для равновесия полов в большинстве случаев рождались мальчики.

— Марта полагает, что Генри встревожен в отношении Джона, — снова повела беседу миссис Рэлстон, — Но она даже представить себе не может, какого рода тревогу может вызывать Джон — ведь это же совершенно о-ча-ро-ва-тель-ный юноша!

Как раз в этот момент доктор Грэхем стремительно, не постучавшись и не оповестив о себе, влетел в комнату. Он был бледен как полотно, глаза выпучены.

— Я оказался прав! — громко воскликнул он.

— По поводу чего?

— Насчет Джона. Я еще никому не рассказывал, но угадайте, что он вытворил в тот вечер, когда у нас были гости и вдруг выяснилось, что не хватает напитков.

— Неужто обратил воду в вино? — пошутил доктор Рэлстон.

— В джин, учитывая, что все пили мартини. А сегодня утром, да-да, как раз в этот момент, он отправился, покататься на водных лыжах. Но не взял с собой никаких лыж, заявив, что ему и одной веры хватит.

— О боже! — воскликнул доктор Рэлстон, пряча лицо в ладони.

Ведь уже случилось в истории человечества, что мальчик родился от девственницы. А теперь в мире оказалось пятьдесят миллионов мальчиков, произведенных на свет непорочным зачатием. Пройдет десять лет, и на Земле объявятся пятьдесят миллионов взрослых йсутов…

— Господи! — разрыдался доктор Рэлстон.

Как медведь в клетке…

Пер. Ю. Семенычев

Если вам уже приходилось наблюдать за «без-пяти-минут-отцом», нервно вышагивающим в зале ожидания роддома и закуривающим одну за другой сигареты — как правило, не с того конца, если они с фильтром, — то вы представляете себе, насколько беспокойным может выглядеть такой человек. Но уж если вы это называете беспокойством, то как вы определите то, что испытывал сейчас Джонатан Куинби, загадывавший круг за кругом в приемной роддома. Он не только зажигал сигареты — с фильтром! — не с того конца, но и курил их, совершенно не отдавая себе отчета в том, как это сказывается на их вкусе.

Дело в том, что оснований волноваться у него было предостаточно.

Все началось как-то вечером во время их последнего визита в зоопарк. Когда мы говорим «последнего визита», то это имеет самый прямой смысл сразу в двух значениях: никогда более он, Куинби, в жизни ни на метр не приблизится к зоопарку, а уж тем более его жена. Она свалилась…

Тут, пожалуй, самое время объяснить одну деталь, чтобы вы лучше поняли, что тогда произошло. Когда-то в молодости Куинби весьма увлекался магией, причем настоящей, а не иллюзорной. К несчастью, чары и заклинания, даже те, что у других получались, с его голосом почему-то никак не ладили.

Но одно колдовство у него все же получилось, и неплохо — оно позволяло ему превращать человеческое существо в животное по своему вкусу, а также (повторяя ту же формулу, но задом наперед), возвращать последнее в его изначальный человеческий облик. Злой и мстительный человек явно извлек бы для себя пользу из такого дара, но Куинби не был ни тем, ни другим и, проведя несколько опытов на добровольцах, выступавших в этом качестве из любопытства, перестал практиковать вовсе.