Эндрю Пайпер - Проклятые Страница 50

* * *

Ты мой мужчина! Мой учитель (ты говоришь, что тебе не нравится, когда я тебя так называю, но ты меня действительно многому научил. Завтра я тебе это покажу. Вот увидишь…)

* * *

Ну, пожалуйста, скажи мне, что эти дурацкие репетиции закончились! Мне очень нравится наш спектакль, но я ТАК УСТАЛА видеть тебя каждый день и не иметь возможности дотронуться до тебя, поцеловать. Мы ведь скоро сможем это сделать, правда? Мы можем побывать в нашем «Альфреде» всегда, когда захотим…

Это многое проясняло. Вот оно — ключевое слово. Место, название которого превратилось в слово с глубоким подтекстом.

Хочешь, после школы займемся «Альфредом»?

Давай встретимся ради «Альфреда»…

Этой девочке нужен дикий «Альфред»!

— Ну–ка, повернись…

Голос за моей спиной прозвучал нарочито презрительно, но твердо и более чем угрожающе. Тон, которым это было сказано, давал понять, что человек долго ждал именно этой минуты и сейчас готов к действиям, которые от него потребуются.

Я стоял на коленях в очень неудобной позе и, когда немного обернулся к нему, увидел, что Боб Малво держит в руке тот самый молоток и слегка постукивает им по ноге. Пальцы, которыми он сжимал инструмент, побелели от напряжения.

— Ты один из папочек? — спросил он. — Дядя или что–то в этом роде? Или тебя нанял кто–то из них?

— Думаете, я пришел, чтобы доставить вам неприятности?

Он внимательно смотрел на меня, прикидывая, не захватил ли я оружие.

— Многие этого хотят…

— Признаться, я тоже.

— Однако ты сейчас стоишь здесь на коленях.

Малво оказался крупнее, чем я ожидал. Шире в плечах и массивнее. На нем были четвертая из маек с надписью «ДЕТРОЙТ ТАЙГЕРС» — ЧЕМПИОН» и зеленые штаны, какие носят врачи в больницах. И майка и штаны были настолько просторными, что, когда он двигался, они еще пару секунд колыхались на нем.

— Интересно, как вы ухитрились сохранить все эти сувениры? — произнес я и попытался встать с колен, однако Малво приподнял молоток и выразительно покачал им, так что я счел за лучшее вернуться в исходное положение. — Я полагал, что у вас должны были это все конфисковать перед тем, как отправить в тюрьму.

— Ячейка в камере хранения. Знаешь, насколько дешево это дерьмо стоит?

— Но зачем все это хранить?

— Память начала подводить, стал многое забывать.

Он говорил, брызгая слюной, и одна капелька ее попала мне на лицо.

— Может, позволите мне уйти?

Я постарался, чтобы это не прозвучало как просьба, однако все равно получилось именно так. Впрочем, он, похоже, не услышал этого. Он снова заговорил, обнажая черные десны с остатками гнилых зубов.

— Ты брат. Близнец. Она всегда говорила, что тебя ждет дерьмовый конец в какой–нибудь дыре.

— Вы изнасиловали мою сестру.

— Это звучит несколько пристрастно и односторонне. Как я уже сказал, память у меня теперь не та, и кое–какие детали забываются. Но вот что я тебе скажу. Она опустошила меня. Если однажды попробуешь сладкую ягодку, то все остальные придется немного больше посыпать сахаром. Понимаешь, о чем я говорю?

В его лице ничего не переменилось, однако в тот момент стало ясно, что он собирается проломить мне череп молотком. И это случится без предупреждения. Малво больше не раздумывал, только действовал. Он превратился в растревоженный комок инстинктов и импульсов. Совсем как те, что вторглись в дом Уиллы и Эдди. Совсем как Эш. Ошибка заключается в том, чтобы пытаться найти в них остатки человеческого, грань между тем, что они могут сделать и никогда не сделают. И пока ее ищете, они опускают молоток вам на голову.

— Вы их убили? — спросил я. Руки у меня дрогнули от рефлекторного желания закрыть лицо.

— Надо тебе кое–что прояснить…

— Вы закопали Мэг в подвале того дома? И пытались сделать то же самое с Эш, но что–то пошло не так, и вы просто заманили ее в ловушку и оставили там. А потом развели огонь, да? Вы убили мою сестру?

И убили меня.

Малво возвышался надо мной. Он не колебался. Он вспоминал.

— Она была самой восхитительной актрисой, — сказал он. — Я даже не знаю, какую роль она играла в половине случаев. Жертва. Стерва. Трахнутая на всю голову. Невинная девочка–инженю. Прекрасная игра во всех амплуа. Только значительно позже я, наконец, сообразил, что это неискренне! И это тоже ненастоящее! И то! Все было неправдой.

Он рассеянно поднял молоток на уровень плеча. Влажная от пота резина рукоятки. Полукруглый боек ударной части.

— После этой девочки я завязал с актерством, — сказал он и посмотрел вниз прямо мне в глаза. — После того, как я трахал твою сестру, я не сыграл ни одной роли. Все, что мне осталось, это трахать других сестричек.

Знаю, он успел сказать это — других сестричек, — потому что я услышал эти слова. Но одновременно с тем, как он их произнес, произошло еще кое–что. И это «кое–что» совершил я. Заорав что было сил, обхватил обеими руками щиколотки Боба Малво и дернул на себя, как вырывают сорняки с корнями. При этом взвыл, когда молоток попал мне по спине.

А дальше была мешанина ногтей, зубов, кулаков.

Пронзительный звериный визг, когда молоток вскользь задел меня по уху. Большой палец Малво пытается вдавить мой глаз мне в затылок.

Удивительно, что я совершенно осознанно принимал некоторые решения. Например, заехал ему по небритому подбородку. Ребром ладони ударил по горлу, а потом вцепился в его артерию, или сухожилие, или что–то такое, похожее на связки и мягкое, отчего он начал хватать воздух. Коленом ударил по руке, державшей молоток.

Его пальцы разжались, и молоток упал на пол.

Окровавленный. И кровь эта — моя.

Я схватил мокрую рукоятку и смог удержать ее достаточно долго, размахивая в воздухе молотком, как маятником. И попал Малво по челюсти.

Раздался звук, который издает кость, когда ее ломают. Отвратительный треск костей его лица. Может, из–за этого звука, может, из–за кругов, плававших у меня перед глазами, но молоток я выронил, и он, кувыркнувшись, упал на кровать.

Если бы на полу лежал я со сломанной челюстью и избитый, тут бы мне и пришел конец. Но Малво, похоже, ничего не чувствовал. Казалось, у него даже сил прибавилось.

Он боднул меня головой, тыльной стороной ладони врезал мне так, что я отлетел назад. И одновременно другой рукой потянулся за молотком.

Как он может так быстро двигаться?

В каком–то уголке моего сознания этот вопрос показался чрезвычайно интересным. Однако в целом мозг подсказал мне, что, оставаясь на месте, я дам своему противнику достаточно времени, чтобы разукрасить стены содержимым моей черепной коробки.