Сборник - Фантастика, 1975-1976 Страница 51

Лето кончается осенью, весна начинается с зимы. Сердце мчит кровь, кровь мчит ноги, ноги мчат тело. Тело принадлежит человеку, но сердце ему не принадлежит. Порой поднимается ветер. Иногда он в спину и не холодный, иногда - ледяной и в лицо. Но сердцу мало заботы: “Жить-жить, жить-жить” - знать ничего не знает о дожде и слякоти, стуже, промозглости, снеге, граде, ливнях, духоте и зное. Увлеченно трудится сердце и не внимает звукам извне. Человек тоже не прислушивается к ним.

Он прислушивается к сердцу.

– Приятного аппетита, учитель! Мерзкая нынче погода. Скользко, и ветер колючий. Еще два дома на этой стороне, а затем поверну. Но ваша телеграмма в целости, не подмокла. Надеюсь, все дома? Все здоровы? В такое ненастье грешно на улицу выходить… Привет супруге!… Что? Не слы-ы-шу-у-у.

Еще один дом.

– Эй, Бегун, все бегаешь? Захвати-ка вина в лавке. У меня дружок сидит, а тебе ведь все равно носиться, угорелому. Ты у нас добряк, чего тебе стоит…

– Захвачу, захвачу…

И еще один…

– Слышь, длинноногий, убавь скорость, чего скажу. Скучно вроде сегодня, в такую-то развозню. Будешь шлепать мимо Вислоноса, крикни ему, чтоб сюда прыгал. В картишки, может, перекинемся. И этому, Рыжему, тоже скажи. Не забудешь, голенастый? Ну сверкай дальше. Да побыстрее чтобы…

И думается: “невежливо, конечно, ну да бог с ним. Отчего бы не передать на самом деле? Правы они - мне ведь все равно бегать… А хочется иногда остановиться - прямо сил нет. Просто из интереса-что будет? Но нельзя. Как это мне тот профессор объяснил? Очень быстрое сердце, говорит. В организме, который бездействует, ему просто нечего делать. Остановитесь, предупреждал, - и разорвется. Уникальный случай, в его практике такого не было. Сомневаюсь, чтобы вообще в чьей-либо практике похожее было. Но этот-то, светило, здорово объяснял. У вас, говорит, инфаркт наизнанку. Обычно люди - те, что мало двигаются, - возьмутся с непривычки за какую-нибудь физическую работу - сердце и сдает. А вам, наоборот, работу только подавай. Лучше всего бегайте. Только не останавливайтесь. Остановки вам категорически запрещены. Сейчас вы еще можете ненадолго отдых устраивать, а в будущем и от этого придется отказаться, но сделать что-либо невозможно. Медицина пока бессильна. Знаете, говорит, как бывает, если зайца долго в клетке держать, а потом на свободу выпустить? Он рванется с места - и тут же лапки кверху: сердце не выдержало. Вот для вас бег - та же клетка.

И даже название придумал: в наше время, выразился, у многих гиподинамическое голодание, так вот у вас, должно быть, гипердинамическое… Может, мне еще и повезло? По крайней мере, от перегрузки не дано умереть. Одно плохо было - со сном в первое время никак устроиться не мог. Сейчас-то чего, сейчас привык. Заснешь на минуту-другую на бегу - и дальше. Глаза ведь все равно открыты - дорогу выбирают, а мозг спит. Да и сна ему давно уже меньше требоваться стало…” А одет он был так.

Летом - по-летнему. Ноги босые, на теле - легкая рубашка и шорты, голова не покрыта: солнца нечего бояться - на местето не стоишь. Для поздней осени, зимы и ранней весны - наряд другой: шерстяной костюм и теннисные туфли. Стоит ли теплее одеваться: все время в движении, скорость согревает. Укутаешься - взмокнешь: простудиться не простудишься, но сгоришь.

От снега, от дождя, от слякоти - одна защита: шапочка, козырек как у жокейских, и чем длиннее, тем лучше: глаза оберегать.

Вымокнешь - не страшно. Дождь пройдет, снег кончится - и от одежды через пять минут пар идет: сохнет.

“Мышцы ног, конечно, приятно ощущать: каменные, литые, ни у кого таких нет, ни у профессиональных бегунов, ни у марафонцев. Для них сохранить форму - проблема, задача номер один. А уж “вечная форма” - для них и вовсе мечта…

Интересно, я сам-то давно ли перестал радоваться “вечной форме”? Лет пять назад, пожалуй. Есть на ходу, спать на ходу - сколько так можно выдержать? Кто его знает! Сердце не спрашивает. И ведь не поделаешь ничего. А дома нет. Не откроешь дверь, не войдешь в комнату, не сядешь отдохнуть, музыку не послушаешь, словом не с кем перемолвиться. Даже с женой, потому что и жены нет. Откуда она может взяться, жена?

Замуж выходят за человека, за достаток, за покой и уют, за любовь. А я не человек, я - сердце. С сердцем же спать не ляжешь. И по сердцу не будешь тосковать, не будешь ждать с работы: у него “неработы” нет. И в кино с ним не пойдешь, и в театр, и в гости… Деньги в дом оно тоже не принесет. Вот так-то вот, человек-сердце… Что тебе остается, давай подумаем… Только многого не придумаешь. Бегай! Помогай слабым, ублажай сильных. Усердствуй… Слово-то какое правильное. Что делать человеку-сердцу? Усердствовать, не иначе…” - Вертай сюда, молодец! А теперь держи монету. Поймал?

Силен, расторопный… Купишь сигарет! Мои все вышли, так не побегу же я, коли ты на это дело есть. И вообще бегай по нашей улице чаще: хорошее это дело, когда Бегуны по улицам носятся… Сдачу оставишь…

– Куда, прыткий? Ко мне, что ли, и заскочить нельзя уже?

Мало ли что, дел много. Привесил бы себе на шею колокольчик, чтобы издалека слышно было. А ведь это мысль! Так и быть, я тебе этот колокольчик сам куплю. От тебя-то не дождешься, чтобы бежал и кричал, мол, люди добрые, вот он я, кому чего надо? Мне чего надо? А я уж и забыл… Ах вот чего. Поищи-ка в киосках газету с кроссвордом. Сегодня же суббота, должен быть. А не найдешь - заскочишь: мол, нету. Чтобы не волноваться из-за тебя попусту.

– Алле, алле! К тебе обращаются, бегун-тугодум! Парня моего не видал? Опять куда-то с гитарой удрал. Как найдешь - скажи: дома к ужину ждут. Как это, где искать? А я знаю?…

“Вот, пожалуйста, парня ей надо найти. Может, мне самому парня хочется. Или девчонку. Но даже если бы и мог я детей завести - что с ними было бы? Тоже бегунами родились бы?

Может, нет, а может, и да. Дети-бегуны… Страшно! Несчастная порода бегунов…

И почему это все рано или поздно на голову садятся? Вид мой не нравится? Действительно, нелепый, но зато удобный. За неполноценного считают? Или знают, что у меня -выхода другого нет - только бежать? Так ведь бег-то мой для них благом оборачивается! А может, во мне никто уже человека не видит?

Рикша, живой велосипед, почтовый ящик с ножками, автобус…

Ох, сердце, не остановится ли, а? Возьмем да и встанем как вкопанные. Вместе…” “Жить-жить, жить-жить…”

– Дяденька, постойте на секундочку. Мы давно хотели вас вопросить, только вы все мимо да мимо бегаете. Мама говорила, вам все время бегать надо. Всегда-всегда. Мы тоже так хотим, но у нас не получается. Может, вы покатаете нас на себе, а? Мы в лошадки играем…

С легкой ношей, с легким сердцем, легкими ногами - по тропинкам, через ручьи, полями, лесами, навстречу ветерку. Все той же воздушной поступью пятнать пространство, тиканьем шагов отмеривать время; лететь вперед, оставляя за собой невидимые бурунчики; четко печатать след на разлапистом папоротнике, взвихривать пыльцу диких цветов; не замечать дождя, духоты, зноя; плыть-качаться-лететь-струиться; раскачиваться в ритме, такте, радости… И не оборачиваться - все впереди.