Кирилл Юрченко - Люди в сером 3: Головоломки Страница 51

Как только он исчез, круг расползся легким голубоватым туманом почти по всей кухне, и в центре его слабо пульсировала, замирая, едва заметная точка.

Он отбыл в Ольденбург.

Глава седьмая

«Так оно и пошло; ясно, что для вколачивания русских в немецкие формы следовало взять немцев; в Германии была бездна праздношатающихся пасторских детей, егерей, офицеров, берейторов, форейторов; им открывают дворцы, им вручают казну, их обвешивают крестами; так, как Кортес завоевывал Америку испанскому королю, так немцы завоевывали шпицрутенами Россию немецкой идее.

…А страшное было воспитание!.. На троне были немцы, около трона — немцы, полководцами — немцы, министрами иностранных дел — немцы, булочниками — немцы, аптекарами — немцы, везде немцы до противности. Немки занимали почти исключительно места императриц и повивальных бабок».

21 июня 1983 года

«Ольденбург — один из крупных городов Германии, расположенный в Нижней Саксонии. Его население составляет 160 тысяч человек. Впервые документальное упоминание города появляется в 1108 году, когда первым известным графом Ольденбурга становится Эгильмар. Политическая власть графов Ольденбурга была очень широка. Особую роль в истории города сыграл его правитель Антон Гюнтер, сохранивший нейтралитет во время Тридцатилетней войны. После его смерти Ольденбург отошел Дании, а после — Франции. Уже в 19 веке он вернулся в состав Германии. Сегодня Ольденбург — крупный промышленный центр, чья экономика базируется на автомобилестроении, пищевой промышленности, энергетике. Здесь также развиты полиграфия и информационные технологии. Ольденбург называют также университетским городом, ведь в 1973 году здесь открылся университет, где сегодня обучается около 9500 студентов. Ольденбург может смело гордиться своими достопримечательностями, отлично сохранившимися для потомков города и его гостей. Официальный символ Ольденбурга — башня, построенная в XV веке, но кроме нее в городе еще есть на что посмотреть. Обязательно посетите дворец XVII века с картинами Тишбейна, богатой библиотекой, собранием гравюр на меди и музеем, Музей художника Хорста Янссена, чьи экспозиции рассказывают о жизни и творчестве одного из самых значительных художников Германии послевоенного времени. В прошлом Ольденбург славился своим конезаводом, где разводили лучших скакунов в мире. Памятник жеребцам, возвышающийся на городской площади, где прежде проходили торги, напоминает о породистых животных, которых выращивали и продавали в Ольденбурге…»

Развалившийся на софе Серегин отбросил глянцевый туристический проспект, слишком яркий, слишком красочный, прямо-таки бьющий по глазам. Проспекты им с Олегом купил Вольфрам сразу после того, как они очутились в Германии, в этом самом Ольденбурге.

Как они попали сюда — Серегин не смог бы связно рассказать. Конечно, он уже знал, что «Консультация» владеет техникой телепортирования. Но все произошло слишком уж мгновенно и буднично одновременно. Только что они втроем стояли на площадке, огороженной легкими перилами, в большом помещении, загроможденном какими-то аппаратами и трубами, и напоминающем современную бойлерную, только без вырывающегося местами пара. Потом Серегин услышал голос техника: «Поехали!», И. не успев моргнуть, оказался на обочине широкого, очень гладко и ровно заасфальтированного, шоссе, буквально в пяти минутах ходьбы от города. Города, где все было по-другому, иначе, чем он привык видеть вокруг, и где все это напоминало коммунизм гораздо больше, чем что-либо в стране, славящейся тем, что уже вторую половину века строит его.

Отель, в который привел их Вольфрам, назывался «Hotel Heinemann Wieting Superior», но что это значило, Серегин, изучавший в школе английский язык, и то отвратительно, сказать не мог. По номерам Воьфрам селиться не спешил, усадил их в фойе и ушел, велев «сидеть тихо и не рыпаться». Так началась для Серегина Германская эпопея.

Серегин снова взял проспект, полистал, полюбовался на герб города — нижнюю половину вертикально поставленного овала, на котором была крепостная стена с тремя башенками, А в арочном входе у основания стены виднелось что-то похожее на желтый галстук с двумя красными полосками. Серегин даже предположить не мог, что это может быть.

Он потянулся и посмотрел на часы, висевшие на стене над дверью — зеленые, чуть дрожащие цифры, секунды менялись быстро, минуты, соответственно, в шестьдесят раз медленнее. Было без пяти семь утра. Медленно, медленно тянулось время. Серегин не выспался и потому был хмур и клевал носом, поминутно зевая.

— …получил сведения, что объект будет ровно в полдень в вестибюле «ACARA Das Antares Penthousehotel», — закончил Вольфрам. — Теперь я хотел бы послушать ваши соображения.

Серегин встрепенулся и оторвался от своих сумбурных мыслей. Сегодня все утро он пытался привести мысли в порядок, но это плохо получалось. Собственно, мыслей, мешавших ему заниматься своим делом, было две. Точнее, два вопроса.

На первый, «почему «они» живут лучше «нас»», Серегин уже почти ответил. В принципе, он и прежде знал, что жизнь «за бугром» куда лучше устроена и красивее. Но он не представлял, насколько она лучше. Он словно угодил даже не в двадцать первый, а сразу в двадцать второй век, где техника служит людям на каждом шагу, причем техника без сбоев и даже, кажется, без поломок. В двадцать второй век, где люди — все, поголовно, — приветливые, вежливые и улыбающиеся. Но даже и это Серегин сумел осмыслить и рационализировать.

Но вот был еще второй вопрос, который совсем поставил Серегина в тупик: «если «здесь» живут неизмеримо лучше, то почему мы хотим, чтобы «здесь» стали жить так же плохо, как «там», у нас?» На этот вопрос Серегин ответить не мог.

Прилавки магазинов ломились здесь от товаров, а не от количества, а от их разнообразия. Серегин представить себе не мог, что на свете существует такое количество сортов колбасы, сыра, элементарного хлеба, превращенного здесь в произведения искусства, и всего прочего. И все это в ярких, блестящих пластиковых упаковках, невесомых по сравнению со стеклянными банками, и очень удобных, если сравнить с пропитанной маслом серой оберточной бумагой.

Но бог с ними, с магазинами. В конце концов, обилие товаров на прилавках доступно, наверняка, далеко не каждому. Как говориться, видит око, да зуб неймет. Правда, Серегин до сих пор так и не понял, где они, пролетарии, эти заморенные, забитые, заэксплуатированные люди, которые создают за гроши здешнее богатство и роскошь. Но где-нибудь они должны быть. Просто их наверняка прячут, не выставляют напоказ, чтобы не пачкали окружающее. Какие-нибудь там районы, кварталы или как это у них здесь называется? Так что бог с ними, с магазинами…