Александр Крашенинников - Поиск - 92. Приключения. Фантастика Страница 51

На водяной глади осталась «королева», и сердце Василя счастливо дрогнуло: она явно обрадовалась!

— Пришел все-таки, — проговорила она, ступив на песок. — И вчера приходил?

— Приходил, — признался Василь. — А ты хотела меня видеть?

— Хочешь, исполню что-нибудь для тебя? — вместо ответа спросила девушка. — По моему выбору?

— Хочу.

Шагах в десяти от берега Аннабель Ли вскинула руки и словно взмахом дирижерской палочки ьнзвала таившиеся в озере звуки. Они росли и таяли, возникали в небесах и в воде. Грудь Василя стиснула неожиданная грусть. Он узнал печальную «Песню Сольвейг» из сюиты Грига «Пер Гюнт». Но вскоре забыл о старинном композиторе: творила песню сама балерина! Легкая, как птица, она плавно скользила, кружилась, печально стелилась на лунно-зеркальной воде. Она вся звучала, светилась музыкой, уже не одну сотню лет тревожащей души людей.

Скованный волнением, Василь не заметил, как в наступившей тишине девушка подошла к нему.

— Ты превзошла своих наставниц! — воскликнул он.

— Да, эта сюита мне удалась.

— Предложи ее Сфере Разума. Она наверняка примет!

— Рано об этом говорить.

Провожая девушку к той же станции-часовенке, Василь рассказал, как он сунулся в Сферу Разума со своей гипотезой «Звездные рысаки» и какой уничтожающий ответ получил. Аннабель Ли рассмеялась.

— Вот видишь!

— С тобой этого не случится, — уверял Василь. — В твоей песне есть что-то таинственное, как вот в этом звездном небе.

— Ну, разошелся, — недовольным голосом прервала его девушка. — Поговорим лучше о другом. Вот ты хочешь стать космопроходцем. Но ведь я не случайно исполнила для тебя фрагмент из «Пера Понта». Поразмысли над этим.

— Не понимаю…

— А ты догадайся!

Девушка повернулась и стала спускаться с холма, сливаясь с белесым, пронизанным лунными лучами туманом. Василь пошел было за ней, но она остановилась перед цветущей яблоней и как-то странно погрозила пальцем: не провожай! При этом задела ветки, и яблоня осыпала ее белыми лепестками. Так и скрылась она в этом густом весеннем снегопаде, незаметно вошла в темный зев станции миг-перехода. Василь бросился вслед за ней, но в часовенке было уже пусто: улетела!

В глубокой задумчивости Василь отправился домой. У околицы села остановился. Окна многих хат светились, а на улице слышались голоса, смех, звон гитары. Это парни и девушки, его одногодки: весна тревожила, пьянила. «Ночь, туман, струна звенит в тумане», — вспомнил Василь слова русского писателя далекого девятнадцатого века. Бродившие по улице молодые люди будто сами пришли из того же века. В руках у кого-то оказался баян, и под его протяжные переливы парни и девушки запели старинную русскую песню.

Василь опустился на траву. Посидел немного, припоминая содержание драмы Ибсена «Пер Гюнт», и наконец сообразил. Исполнив «Песню Сольвейг», Аннабель Ли дала понять, что Василь, мечтающий о славе волевого космопроходца, похож па героя ибсеновской драмы — безвольного Пера Гюнга.

«И, похоже, она права! — мысленно воскликнул Василь. — Не я владею чувствами, а они мной. Носят меня, как ветер сухие листья… Наверно, я в ее глазах легковесен, как и мои чувства, в которые она не верит. Что ж, если так, не лучше ли стряхнуть чары колдовского озера…»

За серебрившимися холмами и темной рощей послышались отдаленные звуки свирели. Пастух! Давно его не было — пас лошадей в другом месте. Но сегодня перед рассветом он наверняка подойдет к околице села.

Василь поднялся и пошел домой. Парни и девушки уже разошлись. Тишина. Где-то уютно звенел сверчок. Огни везде погасли и лишь окно его хаты светилось…

Шмель уселся на цветок ветреницы дубровной и попытался достать пыльцу. Неудача! Цветок качнулся, и грузный представитель семейства пчел сорвался. Он поднялся ввысь и, словно жалуясь, прогудел у самого уха. «Слишком ты тяжел, — улыбнулся Василь. — Попробуй еще раз».

Василь загляделся на шмеля, потому что не очень слушал классного наставника Ивана Васильевича, сидевшего на пригорке в окружении своих подопечных — тот говорил о вещах отчасти уже знакомых. Иногда он замолкал, с прищуром разглядывая весенний, золотивщийся купавками луг, и продолжал свой рассказ:

— В старину выпускники сдавали экзамены на аттестат зрелости. Уровень знаний определяли учителя, а позже — компьютеры. Потом выпускной бал… Сейчас то и другое сливается в один праздник, в такой выпускной бал-экзамен, какой вашим далеким предшественникам не мог и присниться. Сфера Разума уже знает особенности вашего мышления и характеры, ваши мечты и склонности. Она и скажет свое слово, скажет образно и поэтично.

Шмель снизился, покружился над венчиком цветка. Но сесть не решился, а вновь поднялся и гудел, будто спрашивал: что делать? «Не знаю, дружище, — Василь с сочувствием пожал плечами, — выпутывайся сам».

И тут старый учитель начал рассказывать такое, что Василь нетерпеливо отмахнулся от шмеля: уйди! Оказывается, в свои далекие молодые годы учитель был штурманом легендарного «Витязя», и только последствия какой-то космической болезни заставили его вернуться на Землю.

— В свое время и у меня был выпускной бал, — улыбаясь и щурясь на солнце, говорил учитель, — Вот как выглядел знак зрелости, подтвердивший мою пригодность к профессии астронавта.

На куртке учителя, как на экране, возникло штормовое море, из бурных пенистых волн которого вышел седобородый старец с трезубцем. Кто это? Нептун? Разглядеть мешал все тот же шмель, круживший на сей раз перед самым носом. «Вот наглец», — сердито отмахнулся Василь. Шмель отлетел в сторону, но знак на груди учителя уже погас.

— А сам выпускной бал вы помните? — спросил кто-то.

— Отдельные эпизоды помню хорошо.

— Покажите их! Покажите! — зашумели ребята. Они знали, что Иван Васильевич умеет, не без помощи, конечно, Сферы Разума, оживлять картины своей прошлой жизни.

Холмистая лесостепь вдруг задернулась дымкой и превратилась в синее утреннее море с пологими волнами. Из розоватого тумана красиво и тихо выплывал старинный трехмачтовый парусник. На палубе матросы, один из них — с характерным прищуром глаз. «Неужели это Иван Васильевич?» — подумал Василь.

Белые, как снег, паруса корабля задрожали, заструились, словно отраженные в воде, и — пропали. Наступила тьма: Иван Васильевич, видимо, плохо помнил, что было дальше. И вдруг на Василя обрушился грохот, ослепительные молнии выхватили из тьмы исполинские, с белыми гребнями волны. Шторм швырял корабль, как щепку. «Убрать паруса!» — послышалась команда капитана, и юные матросы с невероятной ловкостью и отвагой засновали на мачтах. Василь понимал: кто-то проверял стойкость ребят, их умение не теряться в самых экстремальных условиях.