Карл Саган - Контакт Страница 52

— Ну, в данном случае мы занимаемся одним и тем же делом. Мой черед, — произнес он, перехватив груз в верхней точке его траектории.

— Джосс, ведь проверке подлежит вовсе не ваша вера, а закон сохранения энергии…

Улыбнувшись в ответ, он постарался принять более устойчивое положение.

— Эй, что вы там делаете? — спросил чей-то голос. — Ребята, вы не свихнулись? — музейный смотритель, проверявший залы перед закрытием, обнаружил в уже безлюдном здании неожиданную картину: яму, в ней мужчину и женщину и раскачивающийся над ними маятник.

— Все в порядке, командир, — приветливо отвечал Джосс. — Просто испытываем крепость веры.

— Такими вещами в Смитсоновском институте заниматься не положено. Здесь музей.

Джосс и Элли со смехом оставили маятник в относительном покое и принялись карабкаться вверх по скользкому склону.

— Это должно быть разрешено первой поправкой к конституции, — проговорила она.

— Или Первой заповедью, — отвечал он.

Ступив в туфли и повесив сумку через плечо, она вышла из ротонды с гордо поднятой головой следом за Джоссом и служителем. Хотя они не называли себя, им удалось неузнанными избежать ареста. Впрочем, на всякий случай из музея[36] их выставлял чуть ли не взвод облаченных в мундиры служителей, возможно опасавшихся, что поиски своего неведомого Бога Элли и Джосс могут продолжить за паровой каллиопой.

По пустынной улице они молча шли вдоль Мэлла. Ночь была ясной. Элли заметила Вегу над горизонтом.

— Видите яркую звездочку? Это Вега.

Джосс долго глядел на звезду.

— Вы теперь читаете Послание — это просто блестящее достижение, — наконец проговорил он.

— Ах, ерунда. Все оказалось тривиальным. Трудно придумать текст проще. Мы проявили бы полную бездарность, если бы не справились с ним.

— Элли, я успел уже понять, что вы не любите комплиментов. Нет, открытия, подобные вашему, изменяют будущее. Как огонь, письмо, земледелие… или Благовещение.

Он поглядел на Вегу.

— Если бы вам все-таки предоставили место в Машине и вы встретились с ее создателем, кого бы, по-вашему мнению, вы увидели?

— Эволюция — процесс стохастический. Предсказать обличье живого существа — дело безнадежное: слишком многие из возможностей могут реализоваться. Какие признаки указывали в докембрии, что по Земле будут прыгать кузнечики или расхаживать жирафы?

— Могу подсказать вам ответ на этот вопрос. Или вам кажется, будто мы сами все напридумывали, начитавшись священных книг и молитв? Это вовсе не так. Мою уверенность подкрепляет собственный опыт. Я даже не могу сформулировать эту мысль иначе: я видел Бога.

В убежденности Джосса трудно было сомневаться.

— Расскажите мне подробнее.

И он рассказал.

— О’кей, — наконец проговорила она. — Сперва вы были в состоянии клинической смерти, потом ожили, помните, как поднимались к свету из тьмы. Вы видели светящуюся фигуру и решили, что она-то и есть ваш Бог. Никаких свидетельств того, что именно этот огненный силуэт сотворил Вселенную и установил законы морали, вам не было предоставлено. Интересный экспериментальный факт. Но, конечно, вы были потрясены. Впрочем, есть и другие возможные объяснения.

— Какие же?

— Роды, например[37]. Начиная свою жизнь, человек по длинному тоннелю поднимается к свету. Конечно, младенец увидит ослепительное сияние, ведь ребенок провел девять месяцев во тьме. Представьте собственное изумление и потрясение при первом контакте со светом, цветом, тенями… с человеческим лицом — а на его восприятие мы наверняка запрограммированы. Быть может, если мы едва не умираем, одометр просто на какой-то миг возвращается к нулю. Поймите, я не настаиваю на своем объяснении. Это один вариант из многих возможных. Я просто хочу предположить, что вы неправильно истолковали свой опыт.

— Но вы же не видели ничего подобного… этому.

Он вновь поглядел на мерцавшую холодным голубоватым светом Вегу, а потом повернулся к ней.

— А вам не бывает не по себе… в вашей Вселенной? Что делать в ней человеку, как вести себя, если нет Бога? Слепо повиноваться законам, чтобы только не арестовали?

— Палмер, на самом деле вас смущает вовсе не это. Вы просто боитесь, что будете не центром, не венцом всего творения. Да, моя Вселенная упорядочена. В ней бездна законов — гравитации, электромагнетизма, квантовой механики, суперобъединения. Ну, а что до того, как себя вести… так ли уж сложно своим разумом понять, что наилучшим образом отвечает интересам человечества как вида?

— Вы считаете мир добрым и благородным. Да, — и не мне отрицать этого — в человеческом сердце находит место и доброта. Но сколько всяких жестокостей было совершено там, где не чтут Господа?

— А там, где чтут? Савонарола и Торквемада любили Бога, по крайней мере сами так утверждали. С точки зрения религии люди — это дети, которых необходимо припугнуть, чтобы они хорошо себя вели. Вы считаете, что люди будут повиноваться закону, только когда верят в Бога? Знакомый рецепт, иного и в голову не придет: всесильная полиция и всеведущий Бог, наказующий за те прегрешения, которые проглядела полиция. Вы недооцениваете человека, Палмер. Почему вы решили, что, если у меня нет вашего мистического опыта, я не смогу воспринять величия вашего Бога. Да наоборот! Я слушаю вас и думаю — как мал его Бог. Творец захудалой планеты, всего с несколькими тысячами лет истории — разве это достойно создателя всей Вселенной?

— Тут вы принимаете меня за брата Ренкина, Музей — это его территория. Я-то не возражаю против всех этих миллиардов лет. Просто считаю, что ученые ничего не доказали.

— А я позволю себе утверждать, что вы не поняли их доказательств. Зачем они людям, привыкшим обманывать себя всеми вашими религиозными «истинами», этой ложью? Только поверьте в то, что люди вовсе не дети, и сразу начнете проповедовать другое.

Короткое молчание нарушал только звук шагов.

— Извините, я, кажется, увлеклась, — проговорила она. — Со мной такое случается время от времени.

— Доктор Эрроуэй, честное слово, я внимательно обдумаю ваши сегодняшние слова. Вы подняли кое-какие вопросы, на которые мне самому хотелось бы найти ответ. Но позвольте и мне в свою очередь задать вам несколько вопросов? Хорошо?

Она кивнула, а он продолжил:

— Объясните мне, что такое сознание и откуда оно берется? На каком уровне возникает: среди молекул или уже среди этих самых дергающихся атомов? Еще вопрос — отвлечемся от биологии, — какая наука может научить ребенка любви? И еще…

На руке Элли звякнул сигнал. Должно быть, Кен наконец собрался сообщить ей долгожданные новости. Если так, совещание затянулось. Возможно, ее ждут хорошие вести. Она поглядела на буквы и цифры, проступившие в жидком кристалле: ее вызывали из офиса Кена. Телефонов поблизости не оказалось, но через несколько минут им подвернулось такси.

— Извините, что я так внезапно вас покидаю. У нас был очень интересный разговор. Я тоже обдумаю ваши вопросы… Кажется, вы хотели что-то добавить?

— Да. Каким способом ваша наука способна удержать ученого от обращения ко злу?

15. Шпонка из эрбия

Земля, — разве этого мало?

Мне не нужно, чтобы звезды спустились хоть чуточку ниже,

Я знаю, им и там хорошо, где сейчас,

Я знаю, их довольно для Тех, кто и сам из звездных миров.

Только на достижение общего согласия ушли годы, но когда закончились дипломатические кошмары, люди начали строить Машину, воплощая в ней мечту разума. Для ее названия предлагались разнообразные неологизмы — производные от объектов и персонажей древних мифов. Но с самого начала вся планета называла ее просто Машиной, и это слово стало ее официальным названием. Весь комплекс тонких и деликатных международных договоров передовицы западных газет именовали «Политической машиной». Уже после первой, еще достаточно приблизительной оценки ее стоимости ахнули даже титаны аэрокосмической промышленности. Но сумму удалось разложить на несколько лет, и ежегодные расходы свелись к половине триллиона долларов, что составляло около трети военного бюджета планеты, если к ядерным приплюсовать обычные вооружения. Некоторые опасались, что затраты на постройку Машины погубят экономику планеты. «Экономическая диверсия с Веги?» — вопрошал лондонский «Экономист». Даже в «Нью-Йорк таймс» то и дело стали попадаться заголовки попричудливее, чем в почившем лет десять назад «Отечественном исследователе».

Беспристрастные публикации свидетельствовали, что ни экстрасенсы, ни пророки, ни ясновидцы, ни гадалки, ни разные там провидцы вроде астрологов, нумерологов и авторов декабрьских статей под заголовком «Что нас ждет в грядущем году» не сумели предсказать ни Машины, ни Послания, ни тем более связанных с ними подробностей: самой Веги, простых чисел, нового явления Адольфа Гитлера на Олимпийских играх. Впрочем, не было недостатка в запоздалых претензиях: нашлись и такие, кто уже предвидел события, но почему-то поддался непонятному легкомыслию, помешавшему вовремя обнародовать достоверные пророчества. Чем удивительнее событие, тем точнее и пророчество, если только не торопиться заносить его на бумагу. Таков один из странных законов повседневной жизни. Верования разного толка ударились в иную крайность: творческое и дотошное изучение священных писаний позволяло обнаружить в текстах точное предсказание всех удивительных событий.