Александр Щербаков - Змий (сборник) Страница 52

— Так ехали бы к русским. Или к китайцам, — брякнул битюг.

"Ферст мэн" рассмеялся.

— Родись я там, я был бы наверное, неплохим коммунистом. Ведь я стою на том, что аккуратно выполняю правила игры. Но менять правила на ходу — это плохая игра. Это не для меня.

— Не понимаю, что же для вас хорошая игра? — ввязался я.

— Это уже вопросы! — живо сказал "ферст мэн". — А мы не договаривались на интервью. Но вам, так и быть, отвечу. Я стригу алчных и ленивых дураков. Вообразить невозможно, сколько на свете таких дураков и как они разнообразны. Я их стригу, а потом коллекционирую.

— Значит, по-вашему, я проиграл этим самым дуракам, — гнул свое Мазепп.

— Нет. Этого я не сказал. Но чтобы выиграть, вам нужен резкий поворот мысли. Непостижимый для дураков. Они тянут вас в свою паутину, а вы поддаетесь. Вырвитесь. На иной уровень. Кое-какие существенные моменты я, по-моему, вам обозначил. Думайте. Когда придумаете, приходите. До той поры обещаю вам нейтралитет. Мысленно ставлю на вас и буду огорчен, если не выкарабкаетесь.

— Сколько сроку даете?

"Ферст мэн" поморщился.

— О чем вы говорите! Сроки даю не я, а ваши кредиторы. По мне, так все равно, неделя или месяц.

— А если год?

— Ну, если вы продержитесь год, то за каким чертом вы вообще ко мне явились? Думаю, вам приспичит гораздо раньше.

Когда мы уже садились в вертолетик, меня тронули за плечо и попросили немного задержаться. Не забуду, какими собачьими глазами глянул на меня Мазепп.

"Ферст мэн" завтракал на веранде.

— Не откажите разделить со мной трапезу. И не могли бы вы рассказать поподробней, как вам пришла в голову мысль о "снулом уране"?

— Не могу, — честно сказал я.

— Почему?

— Потому что я сам этого не понимаю. Да и не помню.

— Л-любопытно, — протянул "ферст мэн". — Уж и не знаю, повезло вашему приятелю с вами или наоборот, но хотел бы я быть на его месте. Разумеется, предпочел бы ваше, но такое пожелание уже вовсе грешно. И вы уверены, что эта ваша «звезда», она кем-то сконструирована?

— Напрашивается. Но мало ли что напрашивается.

— Ах, как хочется прилепиться к этому делу! Но вы все так запутали, перепачкали. Зачем? Вам не стыдно?

Почему бы не ляпнуть, что запутали-то без моей помощи? Палец так милостиво, так бесцеремонно разводит божьих коровок по азимуту. Почему бы не помочь пальцу? Та-акому пальцу!

— У меня нет досуга на эти размышления.

"Ферст мэн" улыбнулся.

— Как хотите, а мне было бы спокойней, если бы "снулый уран" пробудился без помощи вашего друга. В свой срок. А? Вы не согласны?

— Нет.

— Естественно. Благодарю. И у меня к вам есть предложение.

Молчу.

— Когда и если вы освободитесь от этого дела, не согласились бы вы на некоторую близость к моим заботам? В любой форме, которая вас устроила бы?

Выдать бы ему, как шилом в самый шишок!

— Боюсь, что с этим придется подождать, — промямлил я.

— Что ж, я умею ждать. Вы ешьте, ешьте. Дорога дальняя проголодаетесь. Простите, что задержал. Вас доставят, куда прикажете. Мои извинения вашему другу. И всяческие добрые пожелания.

Куда, куда! В мою берложку при конном заводе, куда! Второй год, как мечтаю поблаженствовать в шлепанцах без Анхелей-хранителей на пороге.

Эк всем инсайты нужны! Оказывается, я товар нарасхват. Не подкинуть ли битюгу мыслишку совершить натуральный обмен: он "ферст мэну" меня купно со всей обслугой, "ферст мэн" ему либо отсрочку платежей, либо новые кредиты под снуленького?

Впрочем, тут мне беспокоиться нечего. "Ферст мэны" сами не сидят сложа руки. Мазепп задавится — меня не отдаст. А мне в любом случае лучше не будет.

Заело.

Как битюговы художества расписывать, так рысцой к процессору, на ходу ручки потирая, а как до своих дошло, так настроения нет, надо подумать и здраво рассудить! Поздно.

А с другой-то стороны, никто меня не щадил и не щадит, так с какой стати еще и мне самому на себя наседать?

Тоже резонно. Время есть. Во всяком случае, до того, как битюг вернется со «звезды», ничего не произойдет.

Так долго ждать, так вдумчиво готовиться, так ставить все на одну карту, а потом сидеть и тупо маяться, что сделана глупость, какая-то колоссальная глупость!

Проще всего убедить себя, что это очередной инсайт, не поддающийся разбору. Хотели от меня инсайта? Хотели. Получайте, а с меня взятки гладки. Но это проще всего.

Суп-пюре из шпината. Он мне очень полезен. Ненавижу. А он, зеленый, мне еще и снится.

Старший брат мадам Элизы — великий изобретатель. Например, он еще в юности изобрел антемат — систему приемов для порчи настроения людям перед его приходом. Он приходил — и тут неприятности разом кончались. Так, безо всяких усилий с его стороны, у людей создавалось приязненное отношение к нему.

Самым серьезным образом он работал над фобософией, много раз меняя даже подход к этому понятию, пока не взялся по вдохновению последовательно переписывать труды философов, древних и современных, подставляя вместо каждого слова — обратное по смыслу. Это подвижническое занятие привело его к ряду изумительных открытий, к идее создать новый вид искусства духовное ваяние, то есть художественную обработку человеческой души. Продолжая занятия фобософией, он одновременно исполнил несколько анимоскульптур, как назывались его произведения.

Простого автомеханика он сделал настолько тонким искусствоведом, что тот, к несчастью, кончил свои дни в приюте для неврастеников. И, наоборот, одареннейшего музыканта в три года превратил в образцового унтер-офицера прусской школы. Вот только унтер-офицерствовать было негде, у бедняги на безделье сделалась язва желудка, и, помня о своей первой неудаче и не желая ее повторения, брат срочно перелепил его в талантливые системные программисты.

Он особенно гордился тем, что для этих преображений применялись не какие-нибудь там изощренные методы или чудеса фармакопеи, а самые простые доступные средства, которые отягощают анимоскульптора ничуть не больше, чем обычного скульптора — резец, молот и возня с глиной.

Естественно, речь шла не об опытах над людьми — брат работал с математическими моделями личностей. Он был увлечен самой идеей преобразования психологических воздействий в "отрасль точной технологии", как он любил говорить.

Но труд его был, видимо, преждевремен и потому чрезмерен. Против него ополчились и психологи, и педагоги, и философы. Бюро патентов отказывало ему раз за разом. Даже тогда, когда он подал заявку на новый способ дрессировки служебных собак, очень экономичный, потому что не требовались расходы ни для поощрения, ни для наказания животных.