Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников) Страница 52

– Да, знаю, – отозвался Чилдан.

– Хотите знать, как они отреагировали?

Чилдан поклонился.

– Они смеялись, – сказал Пол.

Чилдан молчал.

– И я смеялся, – сказал Пол, – без вас, на другой день после того, как вы пришли и показали мне эту штуковину. Естественно, чтобы не расстроить вас, я скрыл свою реакцию. Вы несомненно помните, что я был более или менее равнодушен во внешних своих проявлениях.

Чилдан кивнул.

– Но тем не менее, – сказал Пол, – я уже несколько дней внимательно ее осматриваю и без всяких логических причин ощущаю определенную эмоциональную нежность. «Почему же?» – спрашиваю я себя. Ведь я даже не спроецировал на эту штуковину: как в германских психологических опытах, свое собственное естество. Я до сих пор не вижу никаких черт, никакой формы души. Но она каким-то образом имеет сопричастность к Дао. Понимаете?

Он кивнул Чилдану.

– Она уравновешена. Силы внутри этого предмета сбалансированы. Равнодействующая придет ей покой. Поэтому можно сказать, что эта штука пребывает в мире со вселенной. Она была вовлечена в ней, но ей тут же удалось придти в состояние гомеостазиса с нею, независимого состояния, поддерживаемого только внутренними, без внешнего вмешательства, ресурсами.

Чилдан кивнул, изучая заколку, но Пол не обращал на него внимания, продолжал:

– У нее нет ваби, – сказал он, – и не могло быть, но… – Он тронул пальцами головку шпильки. – Роберт, у этой штуковины есть ву.

– Я верю вам, – сказал Чилдан.

Он пытался вспомнить, что же такое «ву» – слово не японское, оно китайское.

Он вспомнил, что оно означает «мудрость» или «разумение», в любом случае, нечто в высшей степени значительное, хорошее.

– Руки ремесленника, – сказал Пол, – обладали ву и сделали так, чтобы ву передалось этому предмету. Но он закончен, совершенен, Роберт. Размышляя над этим, мы сами приобретаем еще большее ву. Мы испытываем умиротворение, присущее, однако, не искусству, а священным предметам. Я припоминаю храм в Хиросиме, где можно рассматривать челюсть какого-то средневекового святого. Однако вот этот предмет – дело рук человека, а то была реликвия. Этот предмет живет в настоящем, в то время как тот – просто остался. В результате этих размышлений, занимавших меня со времени нашего последнего прихода, я определил ценность этой вещи, она заключается в отсутствии историчности. И я этим глубоко заинтересован, да вы и сами видите.

– Да, – отозвался Чилдан.

– Не иметь исторической ценности, не иметь художественных, эстетических достоинств, и тем не менее содержать оттенок некой неземной ценности – это какое-то чудо. И именно оттого, что эта безделушка такая жалкая, маленькая, вроде никчемная. Это, Роберт, только из-за ву. Потому что часто бывает, что ву находится в самых на вид невзрачных предметах, о которых у христиан говорится: «Камень, который отвергли строители». Можно угадать ву в таком хламе, как старая палка или ржавая жестянка из-под пива на обочине. Однако в этих случаях ву находится внутри самого смотрящего. Это религиозное переживание. Здесь же мастер вложил ву в предмет, а не просто стал свидетелем ву, внутренне присущего этому предмету.

Он поднял глаза.

– Я достаточно излагаю свои мысли?

– Да, – ответил Чилдан.

Другими словами, это указывает на совершенно новый мир. И имя ему – не искусство, так как у него нет формы, и не религия. А что же? Я бесконечно долго размышлял над этой заколкой, но так и не смог ничего понять. У нас, очевидно, нет слова для определения такого вот предмета. Так что вы правы, Роберт. Это действительно подлинная новая вещь перед лицом вселенной.

«Подлинная, – подумал Чилдан. – Да, определенно, так оно и есть. Я ухватил его мысль. Что же касается остального…»

– Придя же в своих размышлениях к такому выводу, – продолжал Пол, – я тут же позвал сюда тех же своих знакомых. Я взял на себя, так же как и сейчас с вами, труд донести до них те же соображения. Я попросил, чтобы они выслушали меня до конца – столь велика была сила воздействия этой вещи на меня, что вынудила отбросить всякий такт по отношению к ним.

Чилдан понимал, что значит для такого человека, как Пол, навязывать свои идеи другим людям. Задача совершенно невероятная.

– Результат, – продолжал Пол, – был обнадеживающим. Они оказались в силах воспринять, подчиняясь моему давлению, мою точку зрения. Они постигли то, что я им обрисовал. Так что игра стоила свеч. Тогда я успокоился. Все, Роберт. Я выдохся.

Он уложил заколку обратно в коробочку.

– На этом моя миссия закончена. От дальнейшей ответственности я себя освобождаю.

Он подтолкнул коробочку Чилдану.

– Сэр, это ваше, – сказал Чилдан.

Он чувствовал неведомый ранее страх: ситуация не подходила ни под одну модель, которую ему когда-либо приходилось переживать. Высокопоставленный японец, восхваляющий до небес полученный им подарок, а затем возвращающий его. Чилдан почувствовал, как у него затряслись колени. У него не было ни малейшего представления, что делать. Он стоял, как дурак, лицо его вспыхнуло.

Спокойно, даже сурово, Пол сказал:

– Роберт, вы должны с большой смелостью смотреть в лицо действительности…

Побледнев, Чилдан произнес, запинаясь:

– Я смущен, тем, что…

Пол встал, глядя ему прямо в лицо.

– Мужайтесь. Это единственная ваша задача. Вы являетесь единственным поверенным этого предмета и других такого же рода. Вы, кроме того, являетесь профессионалом. На некоторое время уйдите в себя, замкнитесь, поразмыслите, возможно, даже испросите совета у «Книги перемен», затем еще раз внимательно проверьте свои витрины, свою систему торговли.

Чилдан широко разинул рот, не сводя с Пола глаз.

– И вы увидите, что вам следует сделать, – сказал Пол, – как, каким образом сделать эти предметы популярным у покупателей.

Чилдан застыл, как вкопанный. Этот человек уговаривал его, чтобы он взял на себя моральную ответственность за ювелирные изделия «ЭдФренка»! Сумасшедшее японское наркотическое видение мира: ничего нет, только все заслоняющая духовная и деловая связь с побрякушками, имеющими какую-то ценность в глазах Пола Касоура.

Самое худшее было то, что Пол говорил определенно со знанием дела, с авторитетом истинного носителя японской культуры и традиций.

«Обязанность», – подумал он горько.

Она могла прицепиться к нему на всю оставшуюся жизнь, до самой могилы. Пол, к своему удовлетворению, сумел от нее избавиться. Но для Чилдана, к сожалению, это клеймо может стать несмываемым.

«Они выжили из ума, – сказал себе Чилдан. – Пример: именно из-за налагаемых на них обязательств перед будущим, вечностью они никогда не помогут вытащить человечество из помойной ямы. Как ждать от нации, которая, когда мы велели сделать копию английского эсминца, умудрилась воспроизвести заплаты на котлах так же, как и…»