Роберт Уилсон - Мистериум Страница 53

Саймеон Демарш позволил церквям продолжать службы, что подняло дух, но про себя Конгрив считал это словами на стене. Может, он и не погибнет смертью мученика, но, вполне вероятно, станет одним из последних живых лютеран. И даже история не могла его поддержать. История каким-то образом оказалась стёрта.

Лишь его веру в чудеса никто не оспаривал.

Тем временем он собирал воедино христианскую общину Ту-Риверс и пытался придать ей достойный вид. Сегодня вечером обсуждали взрыв на заправочной станции и любопытное явление, которое некоторые при этом наблюдали. Знаки и знамения. Конгрив не стал включать этот вопрос в повестку дня. Это был не тот вопрос, что они могли решить; он лишь усилил бы разногласия.

Вместо этого он поднял более насущный и практический вопрос об украшениях к Рождеству. Подача электричества будет восстановлена к началу следующей недели, а на дворе уже первое декабря — хотя со всеми этими снегами было больше похоже на январь. Группа его молодых прихожан хотела развесить рождественские огни на церковной лужайке. От нескольких цветных лампочек, полагал Конгрив, всем на душе станет легче. Однако рождественская иллюминация — это религиозное мероприятие, а все такие мероприятия, согласно Демаршу, должны быть предварительно одобрены прокторами. И вот здесь возникала проблема. Саймеона Демарша не было в городе; за главного остался неприятный бюрократ по имени Клемент Делафлёр. Отец Грегори из католической церкви уже разговаривал с Делафлёром, и разговор вышел не слишком приятный: Делафлёр высказал желание вообще закрыть все церкви и назвал отца Грегори «идолопоклонником и иностранцем».

Однако украшения к Рождеству — это также и светская традиция, и без сомнения некоторые частные лица в Ту-Риверс захотят достать из чуланов свои электрические гирлянды — так почему же не церкви?

Аргумент разумный, считал Конгрив, но прокторы могут с ним не согласиться. Он выступал за благоразумие и осторожность. Преподобный Локхид из баптистской миссии сказал, что его молодёжи также не терпится как-то отметить смену времён года[26], так что почему бы не украсить большую сосну в Общественных Садах у мэрии? Если прокторы станут возражать, гирлянды можно будет снять. (Правда лишь после шумных препирательств — Когрив хорошо знал Терри Локхида.)

Локхид поставил вопрос на голосование. Конгрив предпочёл бы отложить этот вопрос до возвращения Демарша. Зачем нарываться на неприятности? Однако поднявшиеся руки решили дело.

Объединённая молодёжная группа баптистов и лютеран, плюс заинтересованные епископалы и католики — всего около семидесяти пяти молодых людей — собрались в следующую субботу в Общественных Садах к востоку от мэрии.

Поскольку электричества всё ещё не было, электрогирлянд никто не принёс — их можно будет добавить позже. Вместо этого были ленты, шары, цветные нити; стеклянные ангелочки, золотые и серебряные веночки; блёстки, мишура и мотки попкорновых цепочек[27]. Падал мягкий утренний снег, и всему нашлось место на разлапистых сосновых ветвях. Преподобный Локхид притащил садовую лестницу, так что даже верхушку большой сосны не обошли вниманием.

Работа продолжалась в течение двух часов, несмотря на холод. Когда последнее украшение оказалось на дереве, пастор Конгрив раздал отпечатанные на ручном мимеографе методистской церкви листки со словами гимнов: «Тихая ночь» и «Придите, верные…»

Посреди первого куплета на противоположной стороне улицы остановилась армейская машина, и из неё вылез единственный солдат. Он стоял, глядя без всякого выражения. Конгрив задумался, понимает ли он цель представления.

Солдат просто смотрел, сложив руки на груди, но не вмешивался. Через улицу от него толпа горожан глазела на наряженное рождественское дерево. Они не обращали внимания на военного и хлопали поющим.

Терри Локхид посмотрел на солдата, потом на Конгрива, словно спрашивая без слов: Стоит ли нам продолжать? Почему нет, подумал Конгрив. Ещё одна песня. Если это какой-то кризис, то они уже давно посреди него. Он кивнул. И к «верным, радостным и торжествующим»[28] воззвали должным образом.

А затем, внезапно, утренняя программа кончилась. Молодёжь удалилась в ресторан Такера выпить горячего молока. Толпа горожан рассеялась. Вскоре в Общественных Садах не осталось никого, кроме солдата, наряженного дерева и падающего снега.

Дерево исчезло в ту же ночь.

Где-то перед рассветом его срубили, забросили в кузов армейского грузовика и сожгли на огне, неугасимо горящем на помойке, устроенной на парковке супермаркета «7-Eleven» на шоссе. Когда наступило утро, от него остался лишь пень — засыпанный снегом бугорок.

Новость разошлась быстро.

Так и не было выяснено, кто был инициатором пикета Молодёжного Клуба. Если бы Брэда Конгрива заставили гадать, он бы указал на плотнотелую девчонку Бурмейстеров, Шельду, которая носила толстенные очки и на воскресных собраниях цитировала Ганди. Это была идея именно того горячечного сорта, которые Шельда время от времени вбивала себе в голову.

Она определённо была в числе двенадцати молодых людей, вставших в пикеты вокруг Общественных Садов, держа в руках картонные транспаранты с надписями типа

Позвольте нам поклоняться Господу так, как мы хотим

или

У Иисуса не было любимчиков!

В этот раз не было пастырского руководства и толпы доброжелательных незнакомцев. Это не было нечто привычное или весёлое. Затея была откровенно опасная. Прохожие, заметив пикет, на мгновение замирали, а потом отворачивались.

Когда прибыли солдаты, Шельда и её одиннадцать соотечественников без сопротивления погрузились в грязно-зелёный армейский фургон. В лучших традициях Ганди они желали быть арестованными. Они спокойно взывали к совести солдат. Солдаты, мрачные, как камни, не произнесли ни слова.

Проблема близости с мужчиной, думала Эвелин Вудвард, состоит в том, что ты узнаёшь его секреты.

Из намёков и умолчаний, из полуподслушанных телефонных звонков, оборванных на полуслове фраз и мельком увиденных на его столе документов она узнала один из секретов Саймеона Демарша — секрет слишком ужасный, чтобы держать его при себе, но которым невозможно ни с кем поделиться.

Секрет того, что должно произойти с Ту-Риверс. Нет. Хуже того. Не будем кривить душой, решила Эвелин. Секрет последнего, что произойдёт с Ту-Риверс.