Майкл Мэнсон - Конан и грот Дайомы Страница 53

Она вздохнула с облегчением; как и ожидалось, пиктский друид не сумел обратить Идрайна в камень. Искра жизни все еще тлела в груди голема - слабая искра, но вполне достаточная, чтобы распалить животворный костер. Он даже видел сны - странные сны, наполовину человеческие, наполовину такие, что снятся скалам и утесам, вознесенным над морской гладью.

Довольно улыбнувшись, Дайома пробудила голема. Он встал, сжимая свою секиру, отряхивая с плеч обломки истлевших костей Сирандола; губы его шевельнулись, произнося слова почтения и покорности госпоже. Но Владычица Острова Снов нетерпеливо прервала Идрайна, напомнив, что он должен торопиться. Железный обруч на голове возлюбленного покажет направление; спеши же, спеши, верный слуга! Спеши, и помни о награде!

Огромные ступни голема давили кости и черепа, обращая их в серую пыль. Он преодолел магическую защиту пяти камней, сунул за пояс секиру и зашагал на север. С каждым мигом его движения становились все уверенней, походка тверже; на лице, обычно бесстрастном, появилось выражение озабоченности.

Быстрей, поторопила его Дайома; спеши и помни о награде!

Голем вздрогнул и помчался плавными стремительными скачками. Подошвы его сапог оставляли глубокие вмятины в сырой почве.

Владычица Острова Снов со вздохом выпрямилась и отступила от стола; дело было сделано, сияющая радуга в небесах погасла. Она взглянула в свой магический кристалл, увидела возлюбленного, сидевшего у костра, и улыбнулась ему; затем повелительным жестом подозвала служанок.

* * *

Путь Конана отклонился к западу, к прибрежным утесам, за которыми бушевало море. Тут встречались сосновые рощицы и заросли разлапистых елей; тут, в укромных бухтах, прятались ванирские подворья - побольше, принадлежавшие вождям, и совсем маленькие, в которых обитала одна семья, какой-нибудь рыбак или охотник с женой и полудюжиной рыжеголовых отпрысков. Смутные мысли бродили у Конана в голове; он собирался заглянуть в подходящую ванирскую усадьбу и либо найти там дружину из крепких молодцов, готовых штурмовать хоть замок колдуна, хоть ворота мрачного царства Нергала, либо выведать, где можно разжиться сотней-другой воинов. Не исключалось, что такой визит мог закончиться дракой. Все зависело от обстоятельств: как его примут, куда посадят, какой кусок поднесут - или предложат, вместо мяса и пива, понюхать лезвие секиры.

Размышляя на сей счет и прислушиваясь к грохоту волн, упрямо таранивших берег, он хриплым голосом напевал:

Рубите мачты, ребята, И снасти рубите тоже! Атоллы на горизонте Сияют коралловой кожей!

Песня будила невеселые воспоминания - о кормчем Шуге, старом псе, об Одноухом, десятнике стрелков, о Карате, парусном мастере, о мошеннике Броде, Кривом Козле, Стимо с бычьим загривком, недоумке Рикозе и прочих головорезах, ходивших с ним на "Тигрице". Эх, были б барахтанцы тут, не пришлось бы сговариваться с ванами, искать у них людей! С другой стороны, если б его парни были, к чему тогда мстить Гор-Небсехту, этой склизкой стигийской гадюке? - думал Конан. Тогда он бы о колдуне и слыхом не слыхивал, как и о Дайоме, Владычице Острова Снов!

Но судьба сулила иначе, и теперь, подбираясь к замку Кро Ганбор, Конан мечтал, как справит тризну по своему экипажу - причем не багряным барахтанским вином, а кровью! Вот только воинов у него маловато: один пикт и одна пуантенка...

С ванирами можно было сговориться - с каким-нибудь вождем, готовым обокрасть мать родную, не то что богатый замок. Вождем у ванов считался всякий, кто мог снарядить боевое судно и два-три десятка воинов, но такой предводитель Конану не подходил; для штурма Кро Ганбора требовался отряд побольше. Иногда он сожалел, что люди Никатхи остались в своих вересковых пустошах и лесах. На худой конец он мог бы повести на север и это воинство, преодолев свою неприязнь к пиктам - вот только чем бы закончилось дело? Пикты сражались каменным оружием, а у ванирской дружины Гор-Небсехта наверняка были стальные клинки и копья, крепкие медные кольчуги да бронзовые рогатые шлемы. Нет, думал Конан, против ванов лучше нанять ванов, если не имеешь под рукой кого получше - скажем, киммерийцев.

План его был вполне реальным, ибо смертельной вражды между ванирами и киммерийцами не было. Они то ссорились, то мирились; иногда вместе воевали с асами, иногда ходили в набег на Гиперборею, а временами случалось и обратное: киммерийцы и асиры, вступив в союз, обрушивались на Ванахейм. Многое зависело от вождей, от их междоусобиц и счетов друг с другом. Бывало так, что ван ненавидел вана сильнее, чем асира или киммерийца, и охотно принимал помощь иноплеменников, чтобы пустить кровь сородичу. И потому Конан полагал, что сможет с кем-нибудь сговориться - тем более, что в этих северных краях имя его пользовалось известностью и даже почетом. Вот только бы пикт не сделался помехой... Если он заявится в ванирскую усадьбу с Тампоатой, может случиться что угодно... Ваниры любили пиктов не больше, чем киммерийцы.

Тампоата же, не ведая о сомнениях Конана, бодро шагал вперед, размышляя вслух об обычаях пиктов и киммерийцев, о древних традициях и богах.

- Рассказывала мне мать, - говорил он, - что вашему Крому нет до людей никакого дела. Как появится на свет младенец, посмотрит Кром на него один-единственный раз, и если тот выживет, тогда богу вашему и заботы нет. А не выживет, так кидают младенца псам... Верно ли это?

- Верно, - подтвердил Конан.

- Плохой обычай. Наш Гулл заботится о всякой живой душе, и потому пикты многочисленны, как песок на морском берегу, а киммерийцев мало.

- Зато каждый словно скала, а песок, как ведомо всякому, расступается перед ударом камня.

- И поглощает его, клянусь волчьими ребрами! Нет, пикты - живучее племя, и никакие удары их не страшат! Возьми, к примеру, Семитху, о коем я рассказывал прошлый раз: смог бы киммериец, подобно ему, возродить целое племя?

- Ваш Семитха - хейворк, людоед, - возразил Конан. - Ничем не лучше кутруба! И племя он породил людоедское. Довелось мне поглядеть на ваших пиктов под Тасцеланом, лет восемь назад. В том, что они аквилонскую крепость сожгли, нет позора; в крепости сидели воины, стрелки да копьеносцы. Но потом начали они резать переселенцев, а тела их подвергать осквернению полосовать ножами, выкалывать глаза, вырывать кишки. К чему?

- А разве киммерийцы не вырезают у врагов печень? - вскинулся Тампоата.

- Только у воинов. Я же говорил о мирных переселенцах.

- Мирных, как же! Она заняли исконные наши земли за Громовой рекой! Конаджохара и Боссонские топи издревле принадлежали пиктам!

Это было истинной правдой, и Конан ничего не ответил. Наступило молчание; путники медленно пробирались вдоль скал, не забывая поглядывать по сторонам. Безлюдные земли, разделявшие Пустоши Пиктов и Ванахейм, кончились, и теперь они могли в любой момент наткнуться на какую-нибудь усадьбу или на охотника-вана. Слева от них, на расстоянии полусотни локтей, тянулись прибрежные утесы, справа уходила на восток, широкая равнина, покрытая мхом и первыми ростками травы; в ванахеймской тундре наконец начиналось лето, короткое, как хвост сирюнча.