Иван Афанасьев - Неспособный к белизне Страница 53

— Я не потому смеюсь, — возразил Юрий. — Мне позабавил твой расклад: или — или. Как будто не дано ни третьего, ни четвертого, ни пятого. Не будут меня красть. Убить — это еще возможно. Но прежде попытаются завербовать. Подумай сам: где, в какой стране найдется оборудование, равное нашему? Для противника идеальный вариант, если я продолжу работу здесь и буду поставлять им информацию. А красть есть смысл тебя, ученого. Я ведь лишь техник при установке. Теперь о твоем желании ограничить мою свободу. Мне не всё равно, где жить. Но дело не в этом. Я не знаю, насколько хорошо хранят секреты в твоем ведомстве. Может статься, уже сейчас за мной присматривают не только твои люди. И мы дадим им неоспоримый знак того, что достигли серьезных результатов? А как еще им расценить моё исчезновение из гражданской жизни?

Белвед был упрямым, но не настолько, чтобы поступать вопреки логике. А её в монологе Кондрахина хватало.

— Я с тобой согласен, Юрен. Это моя ошибка, что я слишком упростил ситуацию. Но есть одно "но". Вдруг тебя действительно завербуют? Ты понимаешь, чем я рискую?

— Ты полагаешь, что меня легко купить? Ган, ты предложил мне заработок, который я не считаю избыточным. Не сомневаюсь, что твои враги мне заплатят куда больше. Один, два или три раза. И всё. После чего уберут, как лишнего свидетеля. Я же простой исполнитель, по большому счёту им нужен ты, а не я. Кстати: о деньгах. Я очень неплохо заработал в Фитире. Не скажу, сколько, но больше, чем посулил мне ты. А ты ни разу не заплатил.

Белвед насупился.

— Напрасно упрекаешь, выплаты производятся в фиксированные дни, а ты еще не проработал требуемого. В положенный срок получишь. Таков порядок. Бюрократия неповоротлива, но зато точна. Тебя не обманут.

Юрий удовлетворенно кивнул.

Внезапно в его голове вызрел план, то ли идиотский, то ли гениальный.

— Кван Туум, для укрепления наших отношений я приглашаю тебя к себе в гости. Сегодня же. Поужинаем, посмотришь, как я живу. У меня всё равно сейчас не рабочее состояние — ты сам виноват.

Они подъехали к дому, когда город погрузился в ранние зимние сумерки. Достали купленные по пути продукты. Юрий быстро набрал цифры кодового замка и посторонился, пропуская гостя вперед. Оглянувшись через плечо, он заметил, как в сотне метров от его дома погасила огни подъехавшая машина. Естественно, у генерала должна быть свита, хочет он этого или нет.

Едва войдя в дом, Кван Туум насторожился и раздул ноздри. Пахло женщиной. Спустя несколько секунд появилась и она — сияющая и оживленная. Ни тени удивления не промелькнуло на ее прелестном личике при виде незнакомого белведа. Юрий представил ей гостя, как своего университетского товарища. Кэита грациозно присела.

Пока она собирала на стол, Кван Туум сдержанно поинтересовался:

— Давно она у тебя?

— Не очень. Но я понял смысл твоего вопроса. Могу успокоить: Кэита со мной еще до того, как я сдал экзамен в Университет.

— Да, славная у тебя женщина, — закатил глаза белвед, — даже не предполагал, что бойцы погла настолько хорошо зарабатывают.

Потом они долго и степенно ужинали. Юрий не забывал подливать своему шефу местного пьянящего напитка, сам довольствуясь соком. Кэита Рут, как и надлежит женщине, появлялась и исчезала, оставляя по себе аромат, превращающий любого белведа в одуревшего от желания самца. Кондрахин не преминул воспользоваться состоянием своего гостя.

— Кван, как я понимаю, не один я разрабатываю проблему. Скажи, только честно, кто-то еще добился значимых результатов? Мне это важно знать.

— Ты угадал, — кивнул занкарец, покусывая губы, — в полной мере эксперименты удаются только у тебя. И я не понимаю, как ты этого достигаешь.

— Вот и я тоже не понимаю, — задумчиво, словно говоря сам с собой, произнес Юрий.

Кван Туум был уже порядком навеселе, когда Юрий под благовидным предлогом отошел от стола, чтобы накоротке переговорить с белведкой.

— Кэита, ты в состоянии доставить удовольствие нашему гостю?

Рут вспыхнула.

— Я твоя женщина, Юрен. Или ты решил продать меня?

Кондрахин хотел было обнять ее, но белведка вырвалась. Тогда он сказал жестко:

— Кэита, это нужно нам: тебе и мне. Поверь на слово, когда-нибудь обязательно объясню. Возможно, тебе неприятно, но так надо. Изменяют не тела, а души.

Слова "душа" не было в уане, как и любом другом языке Белведи, поэтому Юрий произнес "дух", не донеся до сознания Кэиты Рут и сотой доли того, что хотел сказать.

— Хорошо, я выполню твою волю, — не менее жестко, чем Юрий, произнесла белведка. — Только боюсь, что мы поступаем неправильно.

Как бы то ни было, она удовлетворила желание распалившегося ученого. Кондрахин в это время убирал со стола. Он успел посетить несколько лекций на медицинском факультете Университета и знал, что половой акт у белведов весьма короток, протекает без всяких прелюдий, поэтому даже не пришлось придумывать повод для длительного отсутствия.

После соития Кэита осталась в спальне, а Кван Туум начал собираться. Юрий вышел проводить гостя. Зная, что шефа ждет машина, он всё-таки подыграл:

— Тебя отвезти?

— Спасибо, Юрен, не надо. За всё спасибо. Теперь я понял, почему ты не хочешь переселиться в лабораторию. Надо быть круглым идиотом или кастратом, чтобы послушаться меня. А ты ни тот и ни другой. Ну, я пойду.

Кондрахин закрыл входную дверь, оставшись наедине с уличной тьмой. Он проследил, как Кван Туум дошел до притаившейся неподалеку машины. Тотчас её габаритные огни вспыхнули, дверца приоткрылась, на миг осветив салон с двумя фигурами белведов. Проводив глазами отъезжающий автомобиль, Юрий вернулся в дом. Кэита по-прежнему оставалась в спальне. Кондрахин поболтал в бутыли остатки местного аналога алкоголя, понюхал, скривился и вылил в раковину.

Всякая культура порождает свою аристократию. Не обязательно ее представители зовутся баронами, князьями или маркизами. Существует аристократия в торговой, артистической и прочих средах. Но всякий раз — это ограниченная каста, неохотно допускающая в свою среду новичков. Не составлял исключения и Фитир.

В круг потомственных аристократов королевства Тхан Альфен внедрялся медленно и неназойливо. Он не стал одним из них, да и не мог стать при всех своих несомненных достоинствах. Среди родовой знати кое-кто, подобно выжившему из ума герцогу Мадира, сохранил колоссальные капиталы, но большинство не имело в дырявых карманах ломаного сигла. Ничего у них уже не было, кроме непомерной спеси и гордости за какого-нибудь достославного предка, коему высочайшим повелением было даровано право сморкаться в присутствии короля. Они задирали нос при встречах, но при этом принимали от дельца Тхана Альфена мелкие подачки.