Сергей Герасимов - Часть той силы Страница 53

44. Третий камешек…

Третий камешек лежал на своем месте, но, как только Ложкин взял его в руку, демон памяти проснулся и вошел в его сознание. Демон оставался снаружи, но в то же время был внутри, а сам Ложкин ощущал себя чем-то вроде неподвижного скорпиона внутри большого куска янтаря. Ощущение было не из приятных, и с явным медицинским оттенком, – как будто тебе делают резекцию желудка, а ты вдруг проснулся, но не можешь двигаться и пока что не чувствуешь боли, но понимаешь, что нечто острое и чужое творит внутри тебя свое неотложное дело. Затем он почувствовал отчетливое движение внутри своей головы, так, словно, кто-то устраивался там поудобнее, приготовляясь к обстоятельной беседе. Затем внутренний голос произнес слова.

– Пора нам познакомиться поближе.

– Как ты попал в меня? – спросил Ложкин.

– Ты сам дал мне это разрешение.

– Я?

– Ты, – ответил демон. – Когда я представился тебе в первый раз, то подарил тебе два заклинания: одно, чтобы принять меня, второе – чтобы изгнать. Но, когда ты принял меня, я стер второе заклинание из твоей памяти. Я ведь могу делать с твоей памятью все, что угодно. И теперь ты мой. Мой навсегда.

– Но я не помню этого!

– Конечно, ты этого не помнишь, – согласился демон. – Как ты можешь это помнить, если я стер этот фрагмент твоей памяти? Ты взял меня в руки, я проснулся и представился, попросил разрешения войти в твой мозг. Ты был так глуп, что разрешил. Я вошел и стер память о себе. С тех пор я внутри тебя, а ты мой раб. Ты не помнишь того заклинания, которое меня изгоняет. Я никогда не позволю тебе его вспомнить. Как видишь, все просто.

– Что ты имеешь ввиду, когда говоришь о рабстве?

– Ничего страшного. Просто я управляю тобой. С помощью памяти.

– Что ты хочешь?

– Жить и видеть и запоминать. Ничто другое меня не интересует. Поэтому я тебя не отпущу.

– Могу ли я избавиться от тебя?

– Ты можешь подарить меня другому, это подойдет. В принципе, мне совершенно все равно, в каком теле существовать. Но тот другой человек должен произнести заклинание, позволяющее мне войти. Я не могу проникать без разрешения.

– Демоны и заклинания, – сказал Ложкин, – что это значит? Я не верю в мистику.

– Это не мистика, а всего лишь удобные названия. Если хочешь, назови заклинание кодом или паролем, я не возражаю, это тоже будет правильно.

– Я знаю, кому тебя передать, – сказал Ложкин. – Но, прежде чем мы расстанемся, ответь мне на один вопрос. Кто такая Эрика?

– Это девушка, которую ты убил, – ответил Демон.

– Верни мне эту память.

– Зачем? – удивился демон. – Без этой памяти тебе намного легче.

– Я так хочу.

– Да ради бога! Но позволь рассказать тебе кое-что вначале. Тысячу лет назад я поселился в лесу, поблизости одного селения, в котором люди питались в основном орехами. Когда они входили в лес, я требовал с каждого его лучшее воспоминание, взамен на корзинку орехов. Со временем у людей в селении не осталось хороших воспоминаний, кроме самых дорогих. Дорогие воспоминания они не хотели отдавать мне, даже взамен на пищу. Они пытались взять орехи силой. Тогда я стал пробуждать в них их самые страшные воспоминания, наполняя их души ужасом. Многие их них покончили с собой, оставшиеся очень сильно страдали. Тогда они послали в лес очень юного мальчика, у которого еще не было ни одного страшного воспоминания, и дали ему лук со стрелами. Он застрелил меня и повесил мою голубую шкуру на стену своего дома.

Постепенно мальчик вырастал и, по мере того, как росла его память, моя шкура заполнялась новой плотью. Наконец, я сошел со стены и высосал его память, сделав его вечным ребенком. Потом я уничтожил все селение, и больше в этом месте никто не жил. Так вот, я помню это, хотя я не существовал тысячу лет назад. Во мне память того мальчика, хотя он никогда не жил на свете. Во мне память всех жителей того селения, которого не было никогда. Я могу дать эту память тебе, и ты сам станешь мальчиком, убившим демона. Я это говорю для того, чтобы ты понял: после того, как ты познакомился со мной, ты не можешь доверять ни одному своему воспоминанию, даже самому личному. Я могу сделать с твоей памятью все. Я могу рассказать тебе об Эрике все, что угодно, я заставлю тебя поверить в любую неправду, если захочу. Зачем же тебе слушать мой рассказ?

Ложкин задумался.

– Все же, – сказал он, – то, что есть сейчас, хуже всего. Я хочу знать хотя бы часть правды, скажи мне хотя бы часть.

– Тебя интересуют слова или образы?

– Образы, – ответил Ложкин.

– Тогда смотри. И пеняй на себя.

…На ней были коньки, она сидела на широком гранитном выступе, похожем на большой подоконник, и ждала. Он опоздал на двадцать минут, может быть, специально.

Он остановил свои красные Жигули и стал смотреть на ее ноги, не выходя. Эрика ждала, что он выйдет, но затем встала, одним быстрым и нервным движением, и он увидел, как ее левый конек процарапал во льду глубокую канавку. Канавка сразу наполнилась водой.

Потом они ехали, поднимаясь к площади, дорога была очень скользкой, но он вел машину невнимательно. Он говорил жестокие слова, но Эрика их не слышала и отвечала невпопад. Он говорил, что им нужно расстаться, но она отвечала: "почему ты не приходил два дня, столько времени потеряно"; он говорил, что пришло время положить этому конец, а она отвечала, что хорошо бы ему научиться кататься на коньках. Он подумал, что она его совсем не слушает, и повернулся, чтобы взглянуть на ее лицо.

Ее глаза были как у лунатика, смотрели в пустоту, были очень большими и полными слез.

Ему казалось, что он видит себя из многих точек одновременно, будто бы машину снимало сразу несколько кинокамер. Видел и сверху и сбоку, и вдруг он заметил потрясающе красивую девушку, переходящую дорогу и стал смотреть только на нее, продолжая говорить то, что начал, и ощущая, как все громче звучит колокольный звон неизбежности. Происходило нечто, чего уже нельзя изменить. Затягивался узел судьбы.

Что-то случится сейчас, – подумал он, – что-то неповторимое. Неотвратимое. Неизбежное. Сейчас наши судьбы пересекутся, и мы больше никогда не встретимся, – подумал он о девушке на улице. "Насчет никогда – не будь так уверен", – ответил чужой голос в его голове. Вдруг красавица блондинка оказалась прямо перед машиной, так близко, что он не успевал тормозить, слава богу, хоть дорога шла в гору, он дернул руль вправо, машину занесло, и грузовик, гнавший навстречу, врезался как раз туда, где сидела девушка с глазами лунатика. Девушка с глазами, полными слез. Эрика умерла сразу.

Грузовик раздавил ее как муху. Как ни странно, на водителе не было ни единой царапины. Родня Эрики сразу же сказала, что это было убийство. Хуже всего, что и сам он не был уверен в обратном. В ту долю секунды, когда грузовик уже подмял машину под себя, но Эрика еще была живой и целой, ничего не понимающей, как теленок на бойне, он вдруг почувствовал облегчение. Огромное облегчение, из-за которого он так ненавидел себя в последующие месяцы.