Адам Робертс - Соль Страница 54

Горизонт на западе светился красным светом, но не от рассыпавшихся в разные стороны лучей настоящего заката. Это был четко очерченный эллипс рыжеватого цвета, с небольшим оттенком зеленого, который добавлял хлор, выделявшийся из соли. Огонь над горизонтом. Снаружи, чувствуя холод на коже, с радостной дрожью слыша, как звук взрывов становится громче и отдается где-то внутри тела, я стоял и смотрел на светопреставление около получаса. По крайней мере до тех пор, пока не перестала дрожать от взрывов земля, и остался только хорошо заметный, ярко выкрашенный в красное клочок неба. Я вернулся обратно в автомобиль и залез в кабину. В первый раз за все путешествие затребовал у компьютера свое местоположение, поскольку желал знать, куда же накидали столько бомб и снарядов. Я, кажется, догадывался, что это может быть Алс, но наверняка ничего не знал.

Однако компьютер не дал ответа на запрос. Я проверил остальные программы: они работали, тогда запросил диагностическую проверку местоположения, и механизм бесстрастно сообщил о том, что все спутники молчат. Это уже было что-то. Я подумал, что при атаке на Алс первым делом противник обезвредит наши два спутника. Но тогда получалось нечто большее, чем обыкновенный рейд, — это уже война.

Даже без знания точного местоположения можно было не сомневаться в том, где я. Я ехал то на север, то на северо-восток уже много недель, солнце вставало справа и сзади от меня. Другого поселения, кроме Алса, в той стороне не существовало. Если только неизвестный враг не вздумал просто так бомбардировать пустыню целый час, то атаку производили на восточном берегу Арадиса.

Я завел машину и развернулся, направившись в сторону догоравшего кусочка неба на горизонте. Если вы настаиваете на полном освещении событий, то я бы сказал, что самым большим разочарованием стало осознание ложности ощущения духовной чистоты в пустыне. Во время путешествия я занимался всего лишь тем, что выжидал время, пока война позовет меня. Это хуже всего, поэтому воспоминания о том периоде приобретают неприятный оттенок. Как будто моя жизнь до начала убийств была и не жизнью вовсе — так, ожиданием. А это означает, что убийство и есть моя жизнь.

БАРЛЕЙ

Сущность военного искусства состоит — позвольте мне раскрыть секрет мастерства — в овладении высотой. Вы можете найти этому подтверждение в истоках военного дела. В самых примитивных обществах воины пытались возвыситься над противником, взбираясь на лошадь[7].

Странная привязанность к верховой езде на моей старой планете, я уверен, связана с добавочным ростом, который дает верховое животное. Начиная с глубокой древности воины концентрировались на возвышении собственной персоны: занимали гористые местности, строили замки, а потом и еще большие по размерам крепости, воздухоплавательные аппараты, реактивные самолеты, космические корабли и так далее — до современного вооружения. Если вы контролируете пространство над вашим врагом, значит, вы контролируете самого врага.

Соответственно, у меня не возникало ни капли сомнения о том, как вести войну с Алсом. Когда мы совершили первый рейд на их территорию, солдатам удалось провести операцию столь успешно только потому, что мы контролировали воздух. Когда Шепот сделал невозможным любое наблюдение с земли, один из наших спутников — его в обстановке секретности оснастили орудиями, благополучно скрыв от других кораблей при транспортировке способность механизма наносить вред неприятелю (иногда нужно держать что-то в тайне даже от друзей) — сошел со своей орбиты и вывел из строя оба алсианских спутника.

Через несколько секунд после прекращения ветра мы уже поднялись в воздух, наши бравые пилоты направили аппараты на сверхзвуковой скорости в верхние слои атмосферы, в сгустившуюся темноту севера. Первые самолеты зафиксировали через пару минут после выхода из атмосферы, затем снова нырнули в воздух, как пловцы в чистую темную воду.

Одним из самых сложных моментов, с которым я столкнулся оказалось определение наших целей в Алсе. То, что у алсиан нет общественно значимых зданий, неимоверно усложняло дело Каждый дом — одинаково общественный или одинаково частный. Более того, никакого официального планирования города не производилось: эти дикари всего лишь воспользовались природными образованиями — горами и тому подобным — для сооружения больших общежитий, а затем разбросали по территории без всякого порядка маленькие домики, аппараты, аккумулирующие кислород, опреснители и так далее. Таким образом, нам усложнили этический момент выбора мест для бомбардировки.

Но предводитель обязан справляться с любыми задачами, и ему не пойдет на пользу женская мягкость при решении подобных вопросов. Я взял электроуказку и отметил на экране те цели, которые обладали наибольшим стратегическим значением. В тот момент мне внезапно пришло в голову — возможно, риторика моих собственных речей настроила разум на более экзальтированную манеру рассуждений, — что крестики на планах местности обозначали именно то, что обычно под ними понимают. Некоторые алсиане непременно умрут, но эти смерти станут залогом будущего блага: их жизни станут кирпичами, которыми мы выложим дорогу к миру. Я не думал — как и до сих пор не думаю, — что его величество Мир будет против приведенной мной аналогии. И к тому же: разве мы не пострадали в войне? Разве мы не теряли самых дорогих и любимых людей на свете? Разве я смог сохранить тех, кем дорожил больше жизни?

Атака длилась около двадцати минут. Группа самолетов прошла над поселением, быстро сбросила бомбы и затем ускользнула по заранее выверенной траектории, избегая опасных точек, хотя контратака со стороны алсиан была маловероятной: мы совершили акт возмездия так быстро и решительно, что противник не успел поднять в воздух свои самолеты и вообще хоть как-то защититься.

И все же нашим пилотам не мешало потренироваться в маневрировании, уходя от воображаемого ответного удара противника. Они шли на бреющем полете, потом взмывали вверх и перестраивали свои ряды. Каждая эскадрилья сбросила свой бомбовой груз на город и улетела восвояси, оставив Алс гореть и плавиться.

Мы не потеряли ни единой машины, ни единого человека. Ни одна операция за всю историю военного искусства не проводилась с таким изяществом, с такой сокрушительной мощью, совершенно без потерь с атакующей стороны.

Я смотрел запись атаки, устроившись в только что оборудованном командном бункере — на камне еще не успела высохнуть краска, витал не совсем неприятный запах этила. В моем сердце прочно поселилась гордость — такое наслаждение!