Александр Беляев - Ариэль Страница 54

Игнату хотелось пойти на огромный ледяной стратодром. Но он спешил к Ивану Ивановичу Власову посмотреть оранжереи, Пелькин и Верховский отправились с ним.

Оранжереи находились за чертой города и были защищены от вторжения медведей колючей проволокой. Они занимали площадь в десяток гектаров. И это было только начало. Оранжереи имели застекленные рамы, на зиму покрытые соломенными щитами, облитыми водой. Летом они открывались — в это время освещались и отеплялись солнцем. Весной и осенью было комбинированное освещение и отопление: солнечное и электрическое.

Иван Иванович Власов сортировал семена в своей маленькой конторке. В оранжереях было тепло и влажно. Пахло свежей зеленью и цветами. Лампы в пятьсот свечей каждая, опущенные над грядками, ярко освещали помещение. Как нитка ожерелья, они уходили далеко в глубь оранжереи. Конторка Власова была отделена от оранжереи стеклянной перегородкой. Это был кабинет агронома. На большом столе рядом с семенами, опытными горшками с рассадой, пробирками, стаканчиками, пробами земли, кувшинчиками, химическими аппаратами, микроскопами виднелись электротехнические приборы. На стене — распределительный щит. Не видно было только графика нагрузки: здесь она днем и ночью долгую зиму оставалась на одной высоте — как по линейке.

Иван Иванович был молчаливый старик маленького роста. Ему перевалило за шестьдесят, но в его рыжеватых волосах, сохранившихся пониже огромной лысины, не было ни одного седого волоса. Он имел длинный стаж работы на Севере. Изучал это дело еще молодым человеком в заполярном совхозе. Затем спустился южнее — работал на Урале, в заброшенном городке. Застал еще те времена, когда многие местные жители ели самодельными костяными вилками. Местные жители были уверены, что у них ничего не вырастет и расти не может. Городок стал большим городом на глазах Власова. И он немало потрудился, чтобы в этом бесплодном крае росли зерновые хлеба. На улицах города появились газоны и клумбы, на которых летом зацвели тюльпаны, астры, левкои. Вырастил клубнику-викторию, крыжовник, вишню и научил плодоводству местное население. Распространил по краю морозоустойчивую яблоню. На его селекционной станции удалось вырастить даже люфу и египетский папирус. Потом он работал на Игарке и, наконец, приехал сюда. Он был фанатиком своего дела, агрономом-революционером. Он был последователем жесткой мичуринской школы, не переносил неженок растительного мира и отбирал только те, которые проявляли свою жизнеспособность в самых суровых условиях. На оранжереи он смотрел как на временный компромисс.

В челюскинских оранжереях он установил цикл посадки и сбора урожая. Так как электрическое солнце светило без отказа, то садить и выращивать растения можно было в любое время года. И он круглый год бесперебойно доставлял в столовую свежие овощи и ягоды.

— Если бы нашего Ивана Ивановича переселить на Северный полюс, то он начал бы с того, что на самой «шишечке» полюса посадил бы кочан капусты, — смеясь, говорили рабочие. — Земли там нет. С собой в карманах принес бы.

Иван Иванович не был доволен лучами электросолнц. Чего-то в них не хватало, по его мнению, или было что-то лишнее. Витаминозность растений была ниже нормы.

— Ну, ведите нас и показывайте ваше заболевшее солнце, — сказал Игнат.

Власов провел гостей в самый конец оранжереи. Там было несколько помещений, в которых стояли растения, освещенные одни красными, другие зеленоватыми огнями, иные желтыми или синими.

— У меня много желтых и красных ламп, мало синих. Лампы одного цвета мы употребляем для подгонки растений и быстрого плодоношения, другого — для осаживания роста. Разные цели, разные растения — разный и цвет лучей. А бывает нужно подобрать и несколько цветов, чтобы и росли скорее и вширь раздавались.

— В чем же у вас незадача? — спросил Игнат.

— В том, что семена растений у меня одинаковые, температура одинаковая, почва одинаковая, а два растения в одинаковых условиях неодинаково растут. Я думаю, что лампы неодинаковые. Может быть, неодинаковое наполнение газом.

— Вы так уверены, что и семена, и растения, и все условия, кроме света, у вас одинаковые? Ведь лампы сделать одинаковыми легче, чем найти два одинаковых зерна, два семечка, — сказал Игнат.

Власов немного даже обиделся.

— Я это знаю. Я делаю свои выводы на сотнях и тысячах наблюдений. Нет, мои растения в порядке. Непорядок в ваших лампах.

— Хорошо, я проверю несколько ламп, — сказал Игнат. — Но только держитесь, если они окажутся в порядке!

Он прилетел на закате весеннего дня. Уверенно сделал посадку, осмотрел трехмоторную амфибию, сам ввел в ангар и явился к Пелькину.

— Ольгов! Главный аэрофикатор Севера. Каким ветром тебя занесло? И без предупреждения! — удивился и обрадовался Пелькин, увидав воздушного гостя.

Ольгов, крепкий мужчина сорока четырех лет с двадцатилетним стажем летчика, пожал руку хозяина.

— Чаю! — первое слово, которое он произнес. — Здорово, Пелькин, как живешь? Каким ветром занесло, говоришь? Попутным, отличным.

Его грубоватое, квадратное, бритое лицо было добродушно и в то же время энергично. Говорил он глуховатым баском. В полетах Ольгов проводил едва ли не больше времени, чем на земле, и это наложило своеобразную печать на его психику. На земной муравейник он привык смотреть сверху вниз. В нем не было гордости сокола, с презрением относящегося к ужам, ползающим по земле. Нет, он был очень общительный и веселый человек. Но его и на земле не оставляло ощущение пространственной свободы, простора. Это был человек нового психического склада. Он жил на озере Имандра, где находился северный аэропорт, но имел квартиру в Ленинграде. У него был годовой билет во все ленинградские театры, и, приезжая на побывку домой, Ольгов или посещал театры, или проводил время в кругу друзей. Через несколько дней он уже начинал скучать по своей амфибии и уезжал на Север.

Когда подали чай, Ольгов засел за стол всерьез и надолго. Он мог сутки и более не есть, не пить, не спать, а затем съесть гору, выпить море и проспать пару суток. Его организм уже приспособился к такому необычному режиму.

Пелькин не мешал гостю и лишь после шестой или седьмой чашки сказал:

— Ты мне все-таки не ответил, зачем прилетел к нам. Ведешь ледокол?

— Веду. А прилетел для того, чтобы с Симаковым сразиться — капитаном вездехода.

— Сразиться? Из-за чего же? — удивился Пелькин.

Вечером у Пелькина нередко собиралась техническая интеллигенция «Ледяного города». И на этот раз пришли к чаю Игнат и Джим. Познакомились. Ольгов очень заинтересовался, когда узнал, что Джим из Флориды.