Игорь Денисенко - Дом Страница 54

На улице около ОВД к нему подошел посредник.

— Вот видите! — обрадовался тот, — Посмотрели?! Убедились? Все хорошо? Позвоните пожалуйста сейчас же своим …э-э-э…. Пусть они отпустят Коленьку.

— Да, да! Все замечательно! Пойдемте вон туда, на лавочку, — Хантер, ласково поддерживая посредника за локоть левой рукой, увлек его за собой, — И все обсудим.

Сидоров насторожился, и как-то опешил от внезапно доброго отношения. Но пока они шли до лавочки, которая располагалась через дорогу в скверике у гостиницы «Москва», бдительность его несколько притупилась. И он стал наглеть на глазах, требуя компенсацию за моральный ущерб ему и его ребенку. Но в ответ, Хантер так рассыпался в любезностях, и уверениях, что компенсирует ему ущерб сверх всяких ожиданий, что посредник всерьез озаботился какую сумму запросить. И пока нолики в голове Сидорова умножались и прибавлялись, они до лавочки и дошли. А когда они присели, нечто грубое, железное, твердое уперлось в бок посредника, ломая самим фактом своего существования все иллюзии.

— Вот, Он! — Хантер достал из внутреннего кармана плаща фото бритого наголо киллера, и положил посреднику на колено, — передайте это фото ментам! Если у них вдруг видео с камеры пропало внезапно. А чебуречника с базара мне подсовывать больше не советую.

И Хантер резко поднялся, собираясь уходить.

— А как же мой сын? А деньги? Помогите! Уб… — попытался заорать посредник, но тут же захлопнул рот, от быстрого и точного удара в солнечное сплетение. Он медленно заваливался на лавочке на бок, с напрасно раскрытым ртом, не способным сделать и глотка воздуха. В это время Хантер быстрым шагом уже переходил через дорогу. Он торопился вернуться назад в нору Шурави и дочитать все документы до конца. У него уже были кое-какие мысли относительно того, что искал Шурави проводя раскопки в подвале магазина «Pucha». Это был без сомнения камень в форме человеческого сердца, известный в этой реальности как «философский камень», и по древним легендам реальности Хантера «капля желаний» — пра-материя, первое вещество, созданное Богом, а вернее овеществленное желание Бога. И как первое желание, обладающее просто сказочными возможностями и божественной силой. Старая цыганка увидела в камне лишь одно свойство из бесчисленного множества и догадалась совместить с другими предметами, это свойство усиливающее, пробуждающее его к действию. Ладно. Пусть цирк размещался именно на этом месте. Пусть камень неизвестный вор выкинул где-то поблизости. Но под строительство дома рыли котлован. И всю землю вывозили. Камень не мог остаться там. Не знать этого мог только глупец или несмышленый младенец. Однако Шурави настырно копал. Он был уверен, что камень до сих пор в этом месте? Но позвольте спросить, а на чем основывалась эта его уверенность? У него, что был какой-то прибор?

Со всем эти нужно было безотлагательно разобраться. И Хантер понимал, что ответы на все его вопросы по-прежнему лежат там. В коробке с надписью «Крокет» среди вороха старых газет.

— Бойцовский кот.

— Бойцовский клуб, а бойцовый кот, — поправил собеседника Валерий Николаевич, сидя на подоконнике, взобравшись на него вместе с ногами, и выпуская дым в приоткрытое окно. Подоконник был широкий, построенный вместе с домом много лет назад, когда квартирный вопрос решали с размахом и Сталинки еще в Хрущевки не превратились. Гостеприимный такой подоконник получился, почти как хозяин. При желании Мухин мог бы на нем, и поспать, вытянувшись рядом с котом, который часто грелся на солнечном подоконнике. А, если хозяина с котом согнать, то место хватило бы и для габаритного гостя, давившего задом кухонную табуретку.

— А ты прав Боб, вот стал тебе про киллера рассказывать, и сходство заметил. Бойцовый кот капрал Гаг и киллер Саша. Вроде Саша профессионал, но что-то такое есть в глазах, неопределенность какая-то, неуверенность. Чертики так и прыгают. Выдернули его из 90ых годов, к нам сунули, цели показали и вперед. Вот парень и растерялся.

— Сядь Муха за стол, не маши крыльями под окном, дым все равно сюда сквозняком тянет, а тебя просквозит, простынешь, — сказал Боб, давя свой окурок в пепельнице на столе. Пепельница стояла рядом с тарелкой гостя, на которой кучкой громоздились рыбьи кости. Судя по челюстям с зубами, этот пазл был недавно рыбьей головой.

— Мне и тут нормально, — отозвался Мухин, напоминающий не муху, а скорее кузнечика с острыми коленками, выпирающими из домашнего трико, — Вот и не знаю, что мне теперь делать Боб….

— Не знаешь что делать, не делай ничего.

— Но как же, Берик? Его же вытаскивать надо.

— Тебе его не вытащить, — грустно, но как-то отстраненно ответил Боб, более известный прихожанам как отец Василий. Надо сказать, что глаза у него давно уже стали грустными и какими-то больными, хотя улыбался он довольно часто, и встрече со школьным другом был всегда рад. Только глаза его радоваться разучились, и смеяться, и чудить…Ах, как они чудили по молодости когда втроем, третьим был Поляк, на мотоцикле «Урал», принадлежащему Поляку, пытались речку перепрыгнуть. Боб совершенно безбашенный, со ртом, разорванным улыбкой, с бешенными лихими глазами и волнистым чубом, раздуваемым ветром, сидел за рулем и выжимал из многострадального «Урала» все, что есть, до последней капли. Как пахла ночная степь, как оглушительно орали сверчки, но три пацана на мотоцикле орали еще громче.

— Боб! Ты чего? Мы же разобьемся на хрен!

— Не ссы Муха! Перелетим! Надо только верить!

Перелететь они, конечно, не перелетели, плюхнулись на мотоцикле аккурат посередине речки, благо там речка узкая была — метров пять всего. Несмотря на недолет, все остались живы и здоровы. «Урал» только на ездоков обиделся и заглох в речке надолго, его потом Поляк неделю завестись уговаривал. И генератор сушил, и катушки там какие-то менял. И Боб, будучи тогда не семинаристом, а студентом Томского института радиотехники помогал Поляку его реанимировать. Но вот этот чумной совершенно взгляд, и эта убежденность Боба, что нужно только верить и все получится, навсегда остались у Мухина в памяти. А Валера тогда не поверил, может потому они и не долетели…А Боб всегда верил. Верил, что его пьяным менты не загребут, и они мимо проходили. Верил, что со средненьким аттестатом сможет поступить не в самый простой институт, и поступил. Потом Боб поверил в Бога и ушел в церковь, а любимая девушка поверила в Боба, бросила консерваторию и стала его попадьей, и нарожала ему пятерых детей. И сейчас Мухин ждал от старого друга не совета, и поддержки, а этой вот его веры, что все будет хорошо, все уладится. Ждал и не находил…По уставшим и грустным глазам друга, в которых кажется, вместилась вся скорбь мира, он видел, что тот больше не верит..