Многократор - Художник Её Высочества Страница 54

— Ну, дорогой фокусник, поддели вы нас!

Престидижитатор щелкнул пальцами — в них зажглась бенгальская искра.

— А если я правду рассказал, преприятнейшие?

Распахнулась дверь.

— Терентий, ты уже клюкнул. Ну-ка, в такси — и домой.

Инспектор непрекословит и откланивается.

— Проходите, молодежь. Тю-тю-тю, подожди, не вались, я тебя раздену. Да что с тобой? Терпи казак, атаманом будешь, — положила тёплые ладошки на его глаза. — Разве можно за себя не бороться? Чтобы больше ты этого не делал, я накажу тебя китайской казнью. Будешь улыбаться пятнадцать минут. Приказываю — улыбайся! Улыбайся, говорю, щас как бэцну!

Время пошло и разулыбался, спасу нет. Даже рот заболел.

— Ку-ку, свидание через минуту.

Открыл глаза. На потолке трусливо дрожали солнечные зайчики. Повернул голову к левому плечу — закрытая дверь, уронил к правому — в окне кипятится летний день. Взлетающая воробьиная стая разорвалась надвое, прошла дама с кошкой на руках, за деревьями блестел стеклянными боками цирк, за цирком неслись разноцветные лысины автомобилей.

Опасливо поднял руку — ничего. Поднял обе руки, сдаваясь, — ничего. Спрыгнув с кушетки, сделал два притопа, три прихлопа. Да ничего! Ощущение, будто тридцать лет и три года валялся на полатях Илья Муромец, саморегулировался, саморегулировался во сне, а ссаморегулировавшись, вскочил добрым молодцем для подвигов ратных, проснулось классовое сознание, подайте нечистое рыло, кулаки чешутся.

— Выстирали?

В дверях стояла женщина в натянутой загорелой коже. От неё исходила благодать и хорошее настроение. Возраст средний, но неопределенный. Если женщина следит за собой, её возраст всегда минус четвертинка от прожитого.

— Где я? — задал до сих пор актуальный вопрос.

— Где-где… В Катманде! Давай-ка для начала поздороваемся по-людски. А то я двери настежь — а мне на руки перепоясанную бандероль, нате вам!

— Здрасьте.

— Добрый день, молодой человек. Как дела после массажика?

— Как послезавтра.

После обмена любезностями снова уложила его на кушетку, приказала закрыть глаза и расслабиться. Очень приятно! Пальчики, с проворством ручья, укрывающие грудь, мурлыканье:

— Как сквозь жилки голубые льется розовая кровь, — перевернула молодца на живот. — На ланитах огневые ямки врезала любё-офь.

Степан рассупонился, обвис локтями, по-кошачьи жмурясь в пространство.

— Извините, как вас звать по отчеству?

— Без отчеств. Не люблю. В гроб лягу Элечкой.

— А правда, у вас бабушка была знаменитой знахаркой?

— Правда. А ты хотел у меня увидеть пузырьки со слезами любовников и закрещенные горшки с чертями? — теперь от её ладоней исходил вулканический жар. Заставила сесть и мяла плечи. — Остатки жира уберем гороховой мукой, вотрём пот металлов — мумие в эти скверные защемлины.

— Мне приснилось про китайскую казнь? Это гипноз?

— Хто усрався? Фирма веников не вяжет и секрет не продаёт. Оглядись-ка, деточка.

Степан ахнул. Вместо фиолетовой полосы на груди розовел еле видный след-остаточек. Кожа встала заусками и осыпалась под пальцами.

— Ну вы шпециалист — пальчики оближешь. А слабо будет волосяные луковицы укокошить? Бриться надоело каждый день до чёртиков, а борода противно колется, хоть челюсть отрывай.

Смеялась она мило, прикрываясь по-деревенски ладошкой.

— Человеческое тело — всего лишь пространственно-временная комбинация различных элементов. Давай спробуем.

В соседней комнате что-то свалилось с кастрюльным звуком, поднялся шум неизвестного происхождения, и в дверь ударило раз, другой, будто кидали в нее тугой ком одежды. В очередной раз дверь поддалась кому и открылась. В комнату влетел щенок. Он винтом носился в ногах, пытался дослюнявиться до рук, домогаясь общения всячески.

— Ёка-ё-ё, Жулька! Кыш ты, пропасть! Я занята. Дём кабыська. Не стану я тебя на руськи брать с твоими сопями.

Но живот всё же почесала. Щенок сразу брякнулся на пол и блаженно умер, расшеперив лапы по четырем сторонам света.

— Ой, ку-уська. Любит ваввачка зывотик цисать. Ай бакуська!

В комнату степенно вошла мама щенка. Аффен-пинчер. Старинная порода. Дюрер и Ян ван Эйк нередко изображали их на своих картинах. «Аффен» по-немецки — обезьяна. Так оно и было. Маленькие, но крепко сбитые, их никак не назовешь неженками. Мордочка комичная, обезьянья, но в луповатых глазах — преданность, бдительность, готовность защищать хозяина. Хвост купирован, размером с палец. «Правда, палец.» Даумен, по-немецки же, и все оттенки собачьего настроения по нему увидишь. Шерсть черная, от даумена гладкая, к голове всклоченней, «я упала с сеновала». Потешный зверь, и серьезный. Французы окрестили его «усатым бесёнком» за определенные услуги королевскому дому. Несмотря на малый рост аффены отличные крысоловы. А крысы, родные, есть везде. Даже в Версале. И в немалом количестве.

— Ты чего, Матэсса, за ребенком не смотришь? Забирай свою пружину и катись отсюда.

Ваввачка улетела пулей, за ней удалилась мамаша.

— Масатыкал гончий, честное слово. Я собак больше уважаю. Кошки слишком нарцистичны, вечно себя вылизывают.

— Ёка-ё-о.

Элечка засмеялась и сделала вид что готова влепить подзатыльник, Степан даже потянулся башкой в ту сторону. С животными она общалась, как с малыми детьми. Не то что сюсюкала, а просто разговаривала на их языке.

— Твоя девушка тоже животных любит. И больше, чем людишек, что грустно. У неё проблемы есть, я чувствую. Да и тебя я ещё бы посмотрела. Забавные мультики.

— А меня зачем? Я куська.

— Ты куська, но каёка. Катетку хочешь?

— Катетки не хочу, а вот позавтракать по настоящему не помешало бы.

— Голодный — значить здоровый. А давай тебя посмотрим? Ну их, этих клиентов. С тобой интересней. А то целый день масаз да масаз.

Такой он для неё и был аффен-пинчер, отроду до году. Повезло ему. Так бы и прописался на этой кушетке. Только сколько будет стоить? Он же бедный художник.

— Бедный худозник с цветными кадаськами. Ложись давай в кредит. Я вчера на «Лебединое» в Большой ходила. Видел его? Вот тогда сюжет и расскажу. Возражений нет? Хорошо, первое действие. Белый лебедь в ожидании, ждет принца. Долго прождав его, уснула. Слуги разбудили её и пытаются переубедить в том, что принц придёт. Она соглашается и убегает. Слуги, не теряя надежды, ждут принца, но зря. Прошло три часа, лебеди-служанки задумались, но их думе помешал коршун. Злой коршун показался на вид разобрадованным, и лебеди подумали, что это он не пустил принца.

Массажистка была штучка. Она не гипнотизировала, не пружинила дланями в очи, просто рассказывала об увиденном подружке. А подружка только на «два» и «пять» таблицу умножения одолела.