Неизвестен Автор - Без названия Страница 54

Выглядел он измученно, но был подвижен в жестах и мимике... Сам невысокого роста, но широкоплечий. Вечно в старых одеждах, еще бы, зарплата у него сто рублей, - охранник на заводе: работа - сутки на трое, "один к трем" - как любил шутить он.

Глаза у Паши голубые, лицо острое, а лоб размашистый и высокий. Паша - поляк по деду.

Раздался телефонный звонок. Я извинился перед Мечетовым и поднял трубку.

- Алло... - услышал я тихий голос Ани.

"С чего бы это вдруг она позвонила?.." - подумал я.

- Алло - отозвался я. - Здравствуй, Аня!

- Здравствуй, Сережа... - медленно проговорила она, что не было похоже на ее тон общения, и я немного насторожился.

- Давненько мы с тобою не разговаривали, - сказал я игриво.

- Сережа... - будто позвала меня Аня на том конце провода, и я отмахнул от себя шутливый тон.

- Мне надо с тобою встретиться, - сказала Аня. - Ты сегодня сможешь часов в шесть в том кафе, где мы с тобой как-то сидели прошлым летом, помнишь?

- Это возле автострады? - припомнил я.

- Да, - подтвердила Аня.

- Ну это же летнее кафе, насколько я помню! - возразил я.

- Там, рядом, его зимний зал, - все так же тихо, даже, как мне показалось, печально сказала Аня. - Ты сможешь прийти? - медленно проговаривая слова, спросила она.

- Хорошо! - согласился я вопреки всем наставлениям Ивана. - Я буду там в шесть, - сказал я, даже не успев пожалеть об этом. - А что случилось? - крикнул я, будто вдогонку, потому что мой вопрос повис в телефонном проводе, по которому уже звучали отрывистые сигналы: Аня положила трубку... Я тоже положил трубку на аппарат.

Я тоже положил трубку на аппарат.

- Слушай, зачем ты ходишь в литобъединение? - спросил я Пашу, чтобы поскорее приглушить чувственную остроту и привязанность к отзвучавшему телефонному звонку.

- Я же тебе уже говорил: я хожу туда, чтобы заряжаться! Меня берет злость от того, как они погано пишут, эти его члены, и я начинаю работать, как бы отталкиваясь от них! - объяснял Мечетов.

- Что ж, может, ты и прав... - подчеркнул я.

Тревога от телефонного звонка улеглась. Предстоящий вечер в моих мыслях перевесил весь день.

Я точно знал, по крайней мере, не было повода сомневаться в этом знании, что мне встреча с Аней худого принести ничего не могла, и поэтому на сердце у меня все-таки лежало относительное, но спокойствие. Но зато теперь я прямо начинал чуть ли не физически ощущать, как время дня потекло быстрее, оно ускорялось на глазах.

Я давно уже сделал вывод: хочешь быстрее жить - поставь себе какую-нибудь цель и достигай ее. Хочешь жить долго - живи бесцельно! Только цель должна быть не ожидаема тобою, а достигаема!

"Значит, я очень хочу этой встречи, - подумал я, - ибо не почувствовал бы я тогда устремление времени".

- Как пишется тебе? - спросил Мечетов, прервав мои размышления.

- Да как пишется... Пишется как пишется!.. По-разному... Когда как, сказал я.

- Прочти что-нибудь, - попросил Мечетов.

Я полез в свой дипломат, лежавший на столе поодаль, достал оттуда свой походный блокнот в коричневом кожаном переплете, полистал немного его, остановился на одной из страничек.

- Вот, совсем коротенькое, - сказал я.

- Как называется? - спросил Мечетов.

- "Молитва", - ответил я и принялся читать:

Да поможет мне Господь

Выжить в этом мире!

Пусть здоровой будет плоть

И душа пошире!

Пусть не буду в нищете,

В гневе и простуде!

Пусть не буду в суете,

Но вокруг чтоб - люди!..

- Хорошо... - похвалил меня Мечетов, - что-нибудь еще прочти, попросил он.

И я прочел:

Я иду разведанной дорогою,

Подвожу я первый свой итог:

Может, за небесными порогами

Одинок на свете я и Бог!..

Наступило молчание...

- Сергей, - наконец, проговорил Паша, - зачем ты пишешь о Боге?

- Мне это становится все ближе, - ответил я.

- Не пиши о Боге, - попросил Паша.

- Почему? - возразил я.

- Ты знаешь, - сказал Паша, - у меня был один друг, очень близкий друг. Он погиб. Такой хороший был: прямо божественный человек. Все его хвалили, не могли нарадоваться ему!

- Ну и что? - спросил я. - К чему ты об этом заговорил?

- К тому, что я никогда не буду, пока живу здесь, на этой земле, стремиться к Богу!..

- Это почему же? - удивился я.

- Потому, что я чувствую: существует какая-то необъяснимая, неведомая нам, простым смертным людям, тайна, которая все контролирует, это как грань какая-то! Переступи ее - и ты уже не жилец на Земле! И ты уже уходишь в какое-то другое измерение...

- В божественное, - подсказал я.

- Да, наверное, туда... А я хочу жить на Земле, здесь, на Земле, понимаешь меня? - разгорячившись, спросил Мечетов. - У меня трое детей, я почувствовал, что Паша беспокоится и обо мне тоже, в страхе потерять меня, и мне стало тепло и приятно от этого.

- Понимаю, - сказал я, - ты имеешь в виду, что хороший человек Богу нужен и он забирает его себе, а плохой человек - ни Богу, ни дьяволу не нужен!.. Так, что ли?

- Да, я об этом подумал, - подтвердил Мечетов.

- Не знаю, не знаю, - сказал я. - Но ведь к Богу, только к нему и надо идти! Это же и есть истина!

- Да, это истина, но лучше быть на Земле! - сказал Мечетов.

- Не знаю, что лучше, но я буду стремиться к Богу, - сказал я, и Паша задумался.

- Ты пойми, что это же путь совершенства, - исподволь подтолкнул я его размышления.

Мы немного помолчали, а потомуснова разговаривали и пили чай на фоне тихой музыки. Паша тоже почитал мне свои новые стихи и переделанную главу из повести, а чуть позже Мечетов уехал домой.

Когда я проводил Пашу и вернулся в кинотеатр, в малом фойе бушевала мужиковатая контролерша:

- Ишь ты! Наглый! - выкрикивала она. - Я щас милицию вызову! - И, заметив меня, поспешила ко мне навстречу.

- Сергей Александрович! - выкрикнула контролерша мне навстречу.

А причиной ее гнева оказался прорыв в кинозал без билета одного из местных лоботрясов. Мне пришлось провести с ним профилактическую беседу у себя в кабинете, и беседа эта затянулась минут на тридцать.

Потом лоботряс ушел. А меня ожидала уйма неотложных дел.

Сначала я помог перебрать пыльные книги в библиотеке и перестрясти их; Екатерина тоже помогала. Потом я сам с помощью молотка и отвертки отремонтировал в двери большого фойе сломанный врезной замок: тот безбилетный лоботряс изрядно согнул его щеколду; сходил на завод и договорился о побелке потолка и покраске пола в библиотеке, хотя это должна была быть их забота, заводская, ибо библиотека принадлежала им.

Все это время, пока я метался по этажам кинотеатра и что-то утрясал и потрясал по привычке, меня не покидали две мысли: встреча с Аней и необходимость разговора с учителем.

В конце концов я сильно устал и где-то уже около половины пятого, отмахнувшись от всего на свете, пошел и заперся в своем кабинете изнутри, на ключ. Я набрал телефон Ивана, не обращая внимания, что в кабинет, будто нарочно или по какому другому умыслу, время от времени кто-то, да стучался.