Трудно быть богом. Хищные вещи века - Стругацкий Аркадий Натанович Страница 55

В конце коридора дона Окана внезапно остановилась,обхватила Румату за шею и с хриплым стоном,долженствующим означать прорвавшуюся страсть, впилась ему в губы.Румата перестал дышать.От феи остро несло смешанным ароматом немытого тела и эсторских духов.Губы у нее были горячие,мокрые и липкие от сладостей. Сделав над собой усилие,он попытался ответить на поцелуй,и это, по-видимому, ему удалось, так как дона Окана снова застонала и повисла у него на руках с закрытыми глазами.Это длилось целую вечность.Ну, я тебя, потаскуха, подумал Румата и сжал ее в объятиях.Что-то хрустнуло, не то корсаж, не то ребра, красавица жалобно пискнула, изумленно раскрыла глаза и забилась, стараясь освободиться. Румата поспешно разжал руки.

— Противный…-тяжело дыша,сказала она с восхищением.-Ты чуть не сломал меня…

— Я сгораю от любви, — виновато пробормотал он.

— Я тоже. Я так ждала тебя! Пойдем скорей…

Она потащила его за собой через какие-то холодные темные комнаты. Румата достал платок и украдкой вытер рот. Теперь эта затея казалась ему совершенно безнадежной.Надо, думал он. Мало ли что надо!… Тут разговорами не отделаешься.Святой Мика,почему они здесь во дворце никогда не моются? Ну и темперамент.Хоть бы дон Рэба пришел… Она тащила его молча, напористо, как муравей дохлую гусеницу.Чувствуя себя последним идиотом,Румата понес какую-то куртуазную чепуху о быстрых ножках и алых губках- дона Окана только похохатывала.Она втолкнула его в жарко натопленный будуар,действительно весь завешанный коврами,бросилась на огромную кровать и,разметавшись на подушках, стала глядеть на него влажными гиперстеничными глазами. Румата стоял как столб. В будуаре отчетливо пахло клопами.

— Ты прекрасен, — прошептала она. — Иди же ко мне. Я так долго ждала!…

Румата завел глаза,его подташнивало.По лицу,гадко щекоча,покатились капли пота. Не могу,подумал он. К чертовой матери всю эту информацию… Лисица… Мартышка… Это же противоестественно, грязно… Грязь лучше крови, но э т о гораздо хуже грязи!

— Что же вы медлите,благородный дон?- визгливым, срывающимся голосом закричала дона Окана.- Идите же сюда, я жду!

— К ч-черту… — хрипло сказал Румата.

Она вскочила и подбежала к нему.

— Что с тобой? Ты пьян?

— Не знаю, — выдавил он из себя.- Душно.

— Может быть, приказать тазик?

— Какой тазик?

— Ну ничего, ничего… Пройдет… — Трясущимися от нетерпения пальцами она принялась расстегивать его камзол.- Ты прекрасен…-задыхаясь,бормотала она. — Но ты робок, как новичок. Никогда бы не подумала… Это же прелестно: клянусь святой Барой!…

Ему пришлось схватить ее за руки. Он смотрел на нее сверху вниз и видел блестящие от лака неопрятные волосы,круглые голые плечи в шариках свалявшейся пудры, маленькие малиновые уши. Скверно, подумал он. Ничего не выйдет. А жаль, она должна кое-что знать… Дон Рэба болтает во сне… Он водит ее на допросы, она очень любит допросы… Не могу.

— Ну?- сказала она раздраженно.

— Ваши ковры прекрасны,- громко сказал он.- Но мне пора.

Сначала она не поняла, затем лицо ее исказилось.

— Как ты смеешь? прошептала она, но он уже нащупал лопатками дверь, выскочил в коридор и быстро пошел прочь. С завтрашнего дня перестаю мыться, подумал он. Здесь нужно быть боровом, а не богом!

— Мерин!- крикнула она ему вслед.- Кастрат сопливый! Баба! На кол тебя!…

Румата распахнул какое-то окно и спрыгнул в сад. Некоторое время он стоял под деревом,жадно глотая холодный воздух.Потом вспомнил о дурацком белом пере,выдернул его, яростно смял и отбросил. У Пашки бы тоже ничего не вышло, подумал он. Ни у кого бы не вышло. «Ты уверен?»- «Да, уверен».- «Тогда грош вам всем цена!»- «Но меня тошнит от этого!»- «Эксперименту нет дела до твоих переживаний. Не можешь- не берись».-«Я не животное!»- «Если эксперимент требует, надо стать животным».- «Эксперимент не может этого требовать».-«Как видишь,может».- «А тогда!…»- «Что «тогда»?» Он не знал, что тогда. «Тогда… Тогда… Хорошо,будем считать,что я плохой историк.-Он пожал плечами.- Постараемся стать лучше. Научимся превращаться в свиней…»

Было около полуночи, когда он вернулся домой.Не раздеваясь,только распустив пряжки перевязи,повалился в гостиной на диван и заснул как убитый.

Его разбудили негодующие крики Уно и благодушный басистый рев:

— Пошел, пошел, волчонок, отдавлю ухо!…

— Да спят они, говорят вам!…

— Брысь, не путайся под ногами!…

— Не велено, говорят вам!

Дверь распахнулась,и в гостиную ввалился огромный,как зверь Пэх,барон Пампа дон Бау, краснощекий, белозубый, с торчащими вперед усами, в бархатном берете набекрень и в роскошном малиновом плаще, под которым тускло блестел медный панцирь. Следом волочился Уно, вцепившийся барону в правую штанину.

— Барон!- воскликнул Румата,спуская с дивана ноги.- Как вы очутились в городе, дружище? Уно, оставь барона в покое!

— На редкость въедливый мальчишка,- рокотал барон, приближаясь с распростертыми объятиями.- Из него выйдет толк. Сколько вы за него хотите? Впрочем, об этом потом… Дайте мне обнять вас!

Они обнялись. От барона вкусно пахло пыльной дорогой, конским потом и смешанным букетом разных вин.

— Я вижу, вы тоже совершенно трезвы, мой друг,- с огорчением сказал он. — Впрочем, вы всегда трезвы. Счастливец!

— Садитесь,мой друг,- сказал Румата.- Уно! Подай нам эсторского, да побольше!

Барон поднял огромную ладонь.

— Ни капли!

— Ни капли эсторского? Уно, не надо эсторского, принеси ируканского!

— Не надо вообще вин!- с горечью сказал барон.- Я не пью.

Румата сел.

— Что случилось? — встревоженно спросил он. — Вы нездоровы?

— Я здоров как бык. Но эти проклятые семейные сцены… Короче говоря, я поссорился с баронессой- и вот я здесь.

— Поссорились с баронессой?! Вы?! Полно, барон, что за странные шутки!

— Представьте себе. Я сам как в тумане. Сто двадцать миль проскакал как в тумане!

— Мой друг,- сказал Румата.- Мы сейчас же садимся на коней и скачем в Бау.

— Но моя лошадь еще не отдохнула!-возразил барон.- И потом,я хочу наказать ее!

— Кого?

— Баронессу,черт подери!Мужчина я или нет в конце концов?! Она, видите ли, недовольна Пампой пьяным,так пусть посмотрит, каков он трезвый!Я лучше сгнию здесь от воды, чем вернусь в замок…

Уно угрюмо сказал:

— Скажите ему, чтобы ухи не крутил…

— Па-шел, волчонок!- добродушно пророкотал барон.- Да принеси пива! Я вспотел, и мне нужно возместить потерю жидкости.

Барон возмещал потерю жидкости в течение получаса и слегка осоловел. В промежутках между глотками он поведал Румате свои неприятности. Он несколько раз проклял «этих пропойц соседей,которые повадились в замок.Приезжают с утра якобы на охоту,а потом охнуть не успеешь- уже все пьяны и рубят мебель. Они разбредаются по всему замку,везде пачкают, обижают прислугу, калечат собак и подают отвратительный пример юному баронету.Потом они разъезжаются по домам,а ты,пьяный до неподвижности,остаешься один на один с баронессой…»

В конце своего повествования барон совершенно расстроился и даже потребовал было эсторского, но спохватился и сказал:

— Румата,друг мой,пойдемте отсюда. У вас слишком богатые погреба!… Уедемте!

— Но куда?

— Не все ли равно- куда! Ну, хотя бы в «Серую Радость»…

— Гм…- сказал Румата.- А что мы будем делать в «Серой Радости»?

Некоторое время барон молчал, ожесточенно дергая себя за ус.

— Ну как что?-сказал он наконец.- Странно даже… Просто посидим, поговорим…

— В «Серой Радости»?- спросил Румата с сомнением.

— Да. Я понимаю вас,- сказал барон.- Это ужасно… Но все-таки уйдем. Здесь мне все время хочется потребовать эсторского!…

— Коня мне, — сказал Румата и пошел в кабинет взять передатчик.

Через несколько минут они бок о бок ехали верхом по узкой улице, погруженной в кромешную тьму. Барон, несколько оживившийся, в полный голос рассказывал о том,какого позавчера затравили вепря,об удивительных качествах юного баронета, о чуде в монастыре святого Тукки, где отец настоятель родил из бедра шестипалого мальчика… При этом он не забывал развлекаться: время от времени испускал волчий вой, улюлюкал и колотил плеткой в запертые ставни.