Николай Гацунаев - Звездный скиталец Страница 55

— Давай сюда! — бек выхватил у нee кувшин и кивком отослал прочь.

— Что это, бегим? — поинтересовался мулла Ибадулла.

— Мусаллас, — буркнул бек. — Да простит меня аллах.

— И меня тоже, — хихикнул сотрапезник, моргая слезящимися глазами.

— Ие?! — удивился Нураддин. — А как же шариат?

— Шариату ничего не сделается, — заверил мулла. — Наливайте.

— Ай да слуга аллаха! — хохотнул бек, наполняя пиалы.

— Аллах простит. — Ибадулла залился мелким писклявым смешком. — Что для черной кости грех, то для нас благо.

— Хитер! — одобрительно покачал головой бек Нураддин. Самого аллаха оседлать норовишь?

— Не богохульствуйте, бек, — скромно потупился мулла. Аллах велик и всемогущ.

Бек хмыкнул и осушил пиалу. Мулла последовал его примеру.

Нукербаши Юсуф, мужчина лет сорока пяти, грузный и неповоротливый, как верблюд, подоспел к плову.

Бек и мулла были уже изрядно навеселе и поначалу не обратили на него внимания. Залихватски сдвинув чалму набекрень, мулла Ибадулла что-то ожесточенно доказывал хозяину дома, а тот, лениво развалясь на курпаче, поглаживал курчавую бороду и изредка отвечал короткими репликами.

«Ишь, разговорился Ибад-чолак, — удивленно подумал нукербаши. — То слова от него не услышишь, а тут…»

— Врешь ты все, Ибад, — подзадоривал бек. — Никогда твой отец муллой не был, а уж шейхом и подавно. Служкой при могиле хазрат[41] Палван-пира был, это верно. Двор мел, приношения от верующих принимал. А муллой — ни-ни.

— Был! — горячился Ибадулла. — Видит аллах, был!

— Аллаха не трогай! — ухмыльнулся бек. — При чем тут аллах, если ты врун?

— Я — врун?! — взвизгнул мулла.

Нукербаши переступил с ноги на ногу и громко кашлянул.

— Чего надо? — свирепо воззрился на него Ибадулла.

— Позвали, вот и пришел.

— Садись, — мотнул головой Нураддин в сторону блюда с нетронутым пловом. — Руки сполоснул? На нас не смотри, мы сыты. — Он обернулся к мулле. — Ну что еще скажешь, шейхзаде?[42]

— Ничего, — буркнул мулла, демонстративно опрокидывая пиалу вверх дном.

— Пнуть, что ли? — вслух лениво подумал бек.

Мулла возмущенно сверкнул глазками, на всякий случай отодвинулся от толстых, как бревна, бековых ног и молитвенно сложил перед лицом ладони. Пробормотал на арабском суру из корана. Потом скороговоркой на хорезмском диалекте:

— Да не уйдет изобилие из этого дома, да сопутствуют его хозяину успех и удача. Илая о-омин!

— Омин! — откликнулись бек и нукербаши. Мулла торопливо поднялся и, не прощаясь, засеменил к выходу.

— Обиделся, что ли? — удивленно произнес нукербаши, глядя ему вслед.

— Кто его знает? — пожал плечами бек. — Может, брюхо схватило. Ешь, не обращай внимания.

В третий раз приглашать не пришлось: орудуя пятерней, как лопатой, Юсуф живо расправился с пловом, выпил подряд три пиалы вина, смачно рыгнул и блаженно закатил глаза.

— Силен! — Нураддин, сам не дурак пожрать, восхищенно поцокал языком. — Хочешь еще?

— Хватит, пожалуй, — неуверенно ответил нукербаши и похлопал себя по брюху, словно пробуя. — Лопну.

— Не лопнешь! — весело заверил бек. — Ляган йимуртабереков, а?

У Юсупа алчно-сверкнули глаза.

— Ну как, будешь? — не унимался хозяин.

— А, — чему быть, тому быть! — махнул рукой нукербаши. От йимуртабереков никто не умер!

— Вот это мужской разговор! — восхитился бек. — Эй, кто там?

Служанка бесшумно скользнула в комнату.

— Подойди ближе! — приказал бек. — Гостя видишь?

Девочка кивнула.

— Посмотри хорошенько.

Служанка повернулась к нукербашн, по-прежнему не поднимая глаз.

— Знаешь, кто это?

Она опять молча кивнула.

— Чего молчишь? Язык проглотила?

— Нет, — прошептала девочка.

— Как тебя зовут-то?

— Гюль.

— Громче, не слышу!

— Гюль.

— То-то. Иимуртабереки остались?

— Остались, наверное.

— Неси сюда. Все неси. Гость не наелся.

Служанка поклонилась и вышла.

— Хороша? — Бек подмигнул и осклабился. — Цветок, а?

Нукербаши Юсуп опасливо покосился на бека. Шайтан поймет, что у него на уме.

— Хочешь понюхать? — продолжал Нураддин.

— Вы о чем, хозяин? — насторожился нукербаши.

— «О чем!» — фыркнул хозяин. — Не прикидывайся цыпленком, петух!

Юсуф ошалело потряс головой и прерывисто вздохнул.

— Вот это другое дело! — удовлетворенно кивнул бек. — А теперь слушай меня. Джуму Худакя знаешь?

— Фаэтонщик, что ли?

— Он самый.

— Знаю.

— Так вот он дом строить надумал.

— Слышал. Дыннак-той сегодня.

— Правильно. Только никакого дыннак-тоя не будет.

— Не будет? — переспросил нукербаши.

— Не будет. Прикажи нукерам разогнать босяков.

— От вашего имени?

— Не от своего же. — Бек хохотнул. — А пока твои головорезы голытьбу будут разгонять, с девчонкой побалуйся. Дарю ее тебе. Хочешь — в жены возьми, хочешь — в наложницы. Понял?

— Понял, бегим, — повеселел нукербаши. — Чего тут не понять?

— Тогда не теряй времени.

Бек плеснул в пиалу остатки вина, залпом осушил.

— Чего ждешь?

— А Иимуртабереки?

— Иимуртабереки? А, да… — Нураддин хлопнул в ладоши. Гюль!

— Ляббай, яшуллы? — послышалось из-за приоткрытой двери.

— Я тебя за чем посылал?

— Не осталось, яшуллы. Снова лепить начали.

— Войди.

Девочка вошла.

— Отправляйся с Юсуфом. Жена у него захворала. По дому поможешь. И вообще… Что?

— Как скажете, яшуллы, — еле слышно ответила служанка.

— Ступай. Во дворе подожди.

Нукербаши проводил ее взглядом и плотоядно облизнулся.

— Доволен? — ухмыльнулся бек. — Я такой. Захочу, осчастливлю. Смотри сюда!

— Ляббай, таксыр! — вздрогнул гость.

— Нукерам скажи, — плетей не жалеть. Никого на жалеть. А Джуме — больше всех. Пусть знает, как без моего разрешения дом строить.

— А что люди скажут? — заколебался нукербаши. — Той все-таки, торжество.

— «Торжество!»… Богохульство, а не торжество! Делай, как говорю. Другим неповадно будет!

Весь Кыркъяб собрался на подворье старого Худакьбуа. Мужчины чинно потягивали зеленый чай из тонких китайских пиал, сидя на курпачах, брошенных поверх войлочных киизов.[43] На дастарханах высились груды румяных свежеиспеченных лепешек, яблок, винограда, персиков вперемежку с парвардсй, наватом,[44] дорогими русскими конфетами в ярких бумажных обертках.

Во всех соседних дворах томился в тандырах тандыркебаб тонкие ломти запеченного бараньего мяса. В огромных котлах клокотала янтарная шурпа, и десятка полтора добровольных помощников сноровисто орудовали ножами, готовя морковь и лук для плова.