Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер Страница 55

Холодные капли пота стекали по шее Димитрии, и ей все время казалось, что в темноте кто-то есть.

Комнату за комнатой — длинный коридор из одинаковых комнат — Димитрия обошла почти весь этаж, но нигде уже не ощущала присутствия ни единой живой души. Ее тянуло вглубь, слишком далеко, чтобы можно было остановиться. Она летела как мотылек на свет — на приглушенный чужими голосами ультрафиолетовый свет.

Она остановилась лишь перед дверью, на которой выцветшими буквами на сербском было написано светящейся краской из фтора — "НЕ ВХОДИТЬ. ИДЕТ РАБОТА ВОДОСБЕРЕГАЮЩИХ ФИЛЬТРОВ".

И Димитрия внезапно поняла, где находится.

Семь лет назад по общему мировому соглашению все водопроводные станции переводились под личный контроль ООН. Из-за острой нехватки воды и занятости чиновник станции решили перенести на специально оборудованные и замаскированные здания, находящиеся неподалеку от правительственных учреждений.

Так вот почему Димитрии казалось, что она слышит шум текущей воды. Все дело было в том, что она действительно текла. Привилегией на воду, газ и электричество после вторжения стали обладать исключительно Посланцы. Они могли включать и выключать по своему усмотрению любые из этих благ.

Нужно было быть полнейшей дурой, чтобы не понять, к чему могло привести возобновление работы водопровода. И Димитрия с ужасом представила себе, что станет с и без того разрушенным городом. Вода вырвется из заржавелых труб и разнесет все вокруг. Окажется затопленным метро, превратится в болото из сухого бетона асфальт, размытый фундамент зданий не выдержит, и город просто развалится на глазах.

Чтобы все это осуществилось, хватило бы и двух дней. За два дня от города не останется и следа.

Димитрия судорожно сглотнула и повернула от злополучной двери влево, продолжая двигаться по темному коридору в неизвестном направлении.

Так вот что они собирались сделать. Затопить Белград, чтобы ни один беженец потом не смог воспользоваться железнодорожной переправой. Как все замечательно продумано.

И тут Димитрия услышала шаги где-то в сотне метров от нее. Впрыснувший в кровь адреналин сработал моментально и по прямому назначению — Димитрия скрылась за первой попавшейся дверью, торопливо прикрыв ее за собой и молясь, чтобы Посланцы не заметили ее присутствия. Ей нужно было выбираться отсюда как можно скорее и предупредить Дарко.

По иронии судьбы, шаги прекратились как раз перед дверью, за которой пряталась Димитрия. Хуже быть уже не могло.

Затем раздалась знакомая сербская речь:

— Солдат Зорко, зона Н-3. — Послышалось шипение высокочастотной рации. — Оборудование приняла зона Н-4.

Как только гудении рации прекратилось, Димитрия приоткрыла дверь, чтобы убедиться в том, что это действительно был Зорко.

"Интересно, он хоть знает о том, что здесь происходит?" — пронеслось у девушки в голове, но она больше не могла думать ни о чем другом.

Чтобы Зорко от неожиданности случайно не вскрикнул, она подобралась к нему со спины (благо, сапоги у нее были без железа и поэтому бесшумные) и резко накрыла рот ладонью.

Ошеломленный солдат от испуга выронил рацию, и Димитрия еле слышно выругалась.

Глава двенадцатая

Они впервые встретились на лестнице. Столкнулись.

Еще более глупо Дарко себя никогда прежде не чувствовал. Еще совсем юный семнадцатилетний мальчишка, он смотрел на самую прекрасную девушку в мире. Язык у него не поворачивался даже для того, чтобы извиниться.

— Я тебя знаю? — Она сощурила глаза, совершенно его не стесняясь. Девушка была волшебной, будто из космоса, не из этого мира.

— Д-дарко, — заикнулся он. — Мы с мамой переехали вчера. Она теперь работает… у вас в доме.

Дарко был готов провалиться сквозь землю. Он чувствовал, как заалели кончики ушей и вспотели ладони. Бесцельно разминая пальцы, юноша все смотрел на девушку, изучающую его с верхней ступеньки.

— Понятно. — Казалось, девушка ни капельки не смутилась того, что перед ней был сын их новой прислуги. — Я Эва. Очень приятно. Надеюсь, мы поладим.

Так она и сказала тогда. "Надеюсь, мы поладим". Это было вполне в духе той странной Эвы, которой он всегда знал. Она всегда была по-детски наивной, смотрела на вещи непредвзято, говорила все так, как было на самом деле.

У нее было много поклонников, ухажеров, как говаривала тогда ее мама, и Эва никогда не скрывала этого. Ей даже льстило, что одновременно столько юношей поощряют ее своим вниманием.

Но еще она не скрывала и того, что ей нравилось проводить время с сыном их кухарки. Ее это ни капельки не смущало — даже наоборот, она гордилась этим.

— Ты знаешь, Дарко, — сказала она однажды, когда он чистил стены в гостиной, а она листала на диванчике модный журнал, поджав под себя стройные ножки, — иногда я думаю, что все идет к одному и тому же. Знаешь, как будто сотни дорожек все равно потом сливаются в одну, ухабистую и длинную. Это как судьба.

— Что ты имеешь в виду?

— Родители говорят, мне пора уже присматривать жениха. — Эва скривилась, будто эта фраза означала что-то крайне непристойное. — Но я никогда не выйду замуж.

— Ты им так и сказала? — спросил Дарко, чувствуя, как что-то еле заметно кольнуло в области сердца.

— Так и сказала. — Она засмеялась, но смех ее был грустным и тихим. — Они мне не поверили, представляешь? Сказали, что раз я единственная наследница их фамилии, то должна с умом распоряжаться тем, что мне по праву причитается. Домом, нашей загородной фазендой… Папа что-то говорил про свои акции и какие-то золотые украшения. Мне кажется, что они никак не хотят понять меня, Дарко. — Эва замерла на мгновение, а затем произнесла полушепотом: — Я просто хочу быть счастливой.

— Ты будешь, — без тени смущения заявил Дарко, продолжая драить стены.

Для них такие разговоры были обыкновением. Они могли разговаривать о чем угодно: о жизни Эвы или Дарко, об их судьбах, о том, как Дарко пойдет учиться на журналиста и как-нибудь позвонит Эве из своей очередной командировки и скажет, что привезет ей овсяного печенья из Копенгагена, а еще фарфоровую куклу и маленькую хорошенькую шляпку. Но они никогда не говорили о деньгах. Это был первый раз, когда Эва предстала перед Дарко именно в этом свете. Юноша был так восхищен бескорыстностью девушки, что еще несколько минут молчал, делая вид, что оттирает какое-то пятно за креслом.