Е Войскунский - Экипаж Меконга Страница 56

Вместо того чтобы степенно, вперемежку с беседой, прихлебывать пиво, пили без меры заморские вина, громко хвастались амурными победами. И еще обсуждали новые моды: мужчины начали тогда налеплять на лицо черные тафтяные кружочки - мушки. Появился "язык мушек", и щеголи, восхищаясь, затверживали: что означает мушка на подбородке, что - на левой щеке, что под глазом. С божбой и криками играли в карты; шахматы, издавна привившиеся на Руси, теперь были не в почете: "зело не достает в сей забаве газарду".

Однажды, зайдя в "царскую" австерию, Федор скучал над кружкой пива, потягивая трубку, и вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Оглянулся и увидел за соседним столиком высокого загорелого моряка средних лет. Моряк широко улыбнулся, взял свою кружку и решительно подошел к Федору.

- Точно, поручик Матвеев! Неужто жив, тезка?

- Федор Иваныч! Вот не чаял увидеть!

Это был Федор Иванович Соймонов, гидрограф и картограф, знаменитый (не в свое, а в наше время) исследователь Каспийского моря.

- Да тебя ж хивинцы зарубили! Не верю, чаю - призрак твой, фантом, пиво пьет и табак курит! Как, откуда? Изволь, немедля рассказывай.

- Долго рассказывать, Федор Иваныч... Здесь не по духу мне. Может, пойдем ко мне? Я поблизости, на Острову, квартирую.

Они вышли на улицу, светлую, несмотря на позднее время: стояли белые ночи. В ялике переправились через Неву.

Едучи в столицу надолго, Федор захватил с собой семью. Ему удалось снять хороший домик со всеми угодьями у самой реки.

Бхарати давно уж не видела мужа таким оживленным...

То и дело Федор прерывал свой рассказ, засыпал Соймонова вопросами, но тот не давался:

- Изволь, сударь, как я годами и чином старше, в подчинении быть. Сказывай, что дальше было. Да не опасаешься ли про ту индийскую девицу при супруге своей излагать и не потому ли в рассказе перебиваешься?

Бхарати засмеялась. Федор ласково глянул на нее:

- Видно, ты в российских Климах изрядно лицом переменилась, - или гость наш на тебя не довольно пристально глядит?

Соймонов изумленно воззрился на Бхарати:

- Ужели она?..

- Она самая, - подтвердил Федор. - Во святом крещении Анна Васильевна, а по сути - Бхарати Джогиндаровна. Да я, признаться, старым именем ее чаще величаю - привычнее. Верно, Бхарати?

- Диву даюсь! - сказал Соймонов. - Истинно Улиссовы препоны претерпел ты, возвращаясь на родину, однако ж с разностию, что Пенелопу свою с собою привез.

- Так-то так, - отозвался Федор, - да все ж таки, подобно Улиссу, горе дома застал.

- Какое? Из свойственников кто?

- Нет, свойственники живы. Но, представь, приехали мы днями перед кончиною государя Петра Алексеевича. А с его кончиною горе настало нам, кто хотел расцвета отечества, и великая радость им, несытым псам, откуда только они на погибель нашу набрались...

- Ох, не говори, Федор Арсеньевич! - вздохнул Соймонов. - Вот приехал я, издать затеял полнейший атлас карт Каспийского моря, и здесь, в столице, натерпелся от них. Ныне их сила, что поделаешь... Выпьем за упокой души Петра Алексеевича!

Выслушав длинный рассказ Федора, Соймонов задумался.

- Гисторию свою ты преизрядно изложил, - сказал он. - И, признаюсь, коли б не супруга твоя, оной гистории участница, - я бы тебе не во всем поверил.

Федор улыбнулся.

- Бхарати! - негромко окликнул он жену и сказал ей что-то на языке хинди.

Она вышла ненадолго в другую комнату и вернулась, неся небольшой сверток. Федор развернул его и взял за костяную рукоятку клинок с дымчатыми узорами.

Соймонов потянулся к ножу:

- Хорош! Истинный булат.

Но Федор отвел его руку:

- Гляди! Тебе первому в России показываю.

И он быстро нанес себе несколько ударов ножом в грудь...

Крик изумления замер у Соймонова на губах. Он вскочил, положил руку на стол ладонью кверху.

- Коли! - сказал он, не сводя глаз с клинка. - Коли сюда, только тогда поверю, что не сплю!

Шли годы.

Де Геннин закончил свои "Абрисы" и преподнес в дар императрице. Анна приняла сей труд благосклонно - и тотчас о нем забыла.

Не знал старый инженер, что труд его жизни будет впервые напечатан и увидит свет ни много ни мало, как через двести лет - в 1934 году, в Москве, - и уж, конечно, не техническую, а чисто историческую ценность представит собою...

Все больше затягивали Федора заводские дела. Густо пошла седина в его русых волосах. Росли дети. Вот уж старший, четырнадцатилетний Александр, названный в честь старого друга Кожина, готовился к отъезду в Петербург, в Шляхетский корпус.

А загадка все не разгадана...

В чужие руки передавать свои опыты не хотелось. Да и кому? Кто поверит? Вот Соймонов: умен мужик, а так и не поверил, счел тот нож за хитрый восточный фокус, даром что в руках сам держал.

Верно, про тайную силу, мечущую молнии, Федор дознался. Прочтя книги, какие мог достать, узнал, что еще без малого сто лет назад, в 1650 году, бургомистр города Магдебурга Отто фон Герике насаживал на вращающуюся ось гладкий шар из серы и натирал его ладонями, отчего шар начинал светиться и потрескивать.

А в 1709 году англичанин Хаукоби заменил шар из серы стеклянным и тоже получил искры с треском. Про эту машину писал Ломоносов в своем "Слове о пользе стекла":

Вертясь, стеклянный шар дает удары с блеском,

С громовым сходственным сверканием и треском.

Позже стали вместо натирания ладонями применять кожаные подушки, прижатые к шару пружинами.

Узнал Федор, что еще древние эллины получали искры, натирая суконкой янтарь, и от этого слова "янтарь" - по-гречески "электрон" - пошло мудреное название тайной силы - "электрическая".

Ясное дело: тайная сила в машине молний Лал Чандра была электрической, но разве сравнить ее с безвредными искрами Хаукоби? Дисковая машина Федора давала искры много сильнее, чем шар Хаукоби, но куда ей было до машин Лал Чандра? Как же получал индус ту страшную силу, которая убивала людей, а мертвецов заставляла содрогаться?

Видно, все дело было в искусстве копить электрическую силу в сосудах с жидкостью. Припоминая все, что видел в Индии, Федор без конца проделывал опыты, соединяя с машиной металлические сосуды, подбирая разные жидкости, но толку не было.

И вдруг Федор вычитал ошеломительное известие...

В конце 1745 года один из учеников лейденского ученого Питера Ван-Мушенброка [Мушенброк стал знаменит этим случайным открытием; прибор получил название "лейденской банки"; одновременно с Мушенброком это же открытие сделал Клейст в Померании] пытался наэлектризовать воду в стеклянной банке...

"Хочу сообщить вам новый и страшный опыт, который советую самим никак не повторять", - писал Ван-Мушенброк парижскому физику Реомюру и сообщал далее, что, когда он взял в левую руку стеклянную банку с наэлектризованной водой, а правой рукой коснулся медного прута, опущенного в воду и соединенного с железным, висящим на двух нитях из голубого шелка, "вдруг моя правая рука была поражена с такой силой, что все тело содрогнулось, как от удара молнии... одним словом, я думал, что мне пришел конец..."