Эдуард Геворкян - Темная гора Страница 57

— Неожиданны слова твои, — сказал наконец базилей, — и требуют они неспешных раздумий. Развей, однако, мои сомнения: неужто в обычаях ваших трон отдавать первому встречному?

Увяла на губах Родота улыбка, скривился он, словно дурную шутку услышал.

— Если тебя, Одиссей, назвать первым встречным, то кто же тогда остальные, живущие ныне? Скромность уместна герою, но лишь до поры.

— Что до героев, то мне их пути неизвестны, — ответил базилей. — Я домосед, и малый удел мой дороже мне царства великого. Будь моя воля, с Итаки я отлучаться не стал бы. Уверен, известно тебе, что связанные клятвой с Менелаем, встали на защиту чести его, иначе взяли бы обычаем жен наших умыкать те, кого собирались вы ставить правителями всей Ойкумены. Нет спору, достоин Приам был величия, но дети его… Смуту кровавую из-за смазливой бабенки учинили, когда здесь такими можно полы застилать!

Голову склонил Родот, размышляя над словами Одиссея, а потом проговорил:

— В записях наших о днях былых можно узнать о разрушительницах царств. Красавице легче приблизиться к трону, нетрудно и нашептать нужные слова во время любовных утех. Можно с врагами справиться, в дар им послав рабынь прекрасных, а если красавица знатного рода — тем лучше! Что говорить, Елена творение наше, да и не только она. Об этом мы тоже расскажем.

Одиссей поднялся с места, тут же вскочил и Арет.

— Более не смеем докучать, надеясь на скорое согласие, — вздохнул Родот. Как подобает, совершим возлияние в знак доброй воли.

Он хлопнул в ладони, в зал вошли служанки с небольшими золотыми сосудами, разлив в принесенные чаши вино. Медон принюхался — оно явно было настояно на травах. Капнув себе на сгиб локтя, Родот слизал вино, а затем отпил из чаши. Хранители знаний последовали его примеру. А потом и Одиссей, вылив немного на пол, пригубил.

Медону вино не понравилось — сильный травяной привкус был неуместен, горчил. Мысль о том, что их угостили отравой, чуть не заставила желудок извергнуть выпитое.

Но вдруг понял Медон, что ошибся! Напиток оказался гораздо лучше божественной воды. Стены зала внезапно заискрились, замерцали бесчисленными блестками, сходящиеся кверху металлические плиты словно раздались вширь, и это было так забавно, что Медон еле сдержал смех.

Прислужницы отвели их к покоям, там базилей, странно улыбаясь, прошел к себе, Арет же набросился сначала на еду, а затем полез на служанку. Медон опустился устало, закрыл глаза, но сразу раскрыл их в испуге, ухватившись за край ложа. Ему показалось, что тело его распухло, стало невесомым и взмыло к потолку. Он даже снова хотел попросить у Ахеменида посох, чтоб удержаться, однако вместо того, чтобы взлететь, скатился вниз и угодил прямиком на Арета и служанку, которые возились на ковре. Смех разобрал его, он захохотал и смеялся до тех пор, пока не заснул, но и во сне похрюкивал весело.

Проспавшись, он увидел рядом с собой Ахеменида, который вращал головой в разные стороны и бормотал что-то себе под нос. Филотий устроился на низком сиденье и озабоченно рассматривал ремешки своих сандалий. Из внутренних покоев вышел базилей в сопровождении Полита, а за ним и Калипсо с детьми. Зевнул, прикрыв рот, базилей, посмотрел на храпящего Арета, развалившегося поперек ложа, отогнал маленького Латина, который принялся щекотать спящего, перевел взгляд на Медона и сказал:

— Память совсем отшибло! Что ты рассказывал нам о лотофагах? Вроде приснилось мне, будто правители гадиритов…

Одиссей замолчал и лоб свой потрогал.

— Странный напиток, — слабым голосом отозвался Медон. — Ни разу еще такие сны меня не посещали.

— О каком напитке ты говоришь? — спросила Калипсо.

— Густое вино с горьким привкусом сильным, словно настой травяной подмешали к нему. Пары глотков хватило, чтобы развеселить сверх меры, а еще возбуждается плоть не к месту.

— Знаю, о чем говоришь! — влез Ахеменид в разговор. — Пробовал как-то, напиток неплох, а грибы все же лучше!

— Кажется, и я знаю, что это за напиток, — слабым голосом произнес Одиссей. — Приемная дочь Тиндарея славилась тем, что умела готовить непентес сильное зелье для слабых телом мужей, да и женщинам нравился вкус его горький. Так обольстила она очень многих, кажется, и Менелай пристрастился к напитку. И в грибах она знала толк…

— Ты говоришь о Елене Прекрасной? — удивился Ахеменид. — Так, стало быть, правда, что наш петушок молодой потоптал эту курочку, невесть как здесь оказавшуюся?

Полит кашлянул, а Медон и Калипсо с любопытством обернулись к нему. Одиссей засмеялся, заметив, как горделиво прищурил глаза и выпятил грудь юный оруженосец.

— Я не поверил глазам, когда их в объятиях застал, — сказал базилей. — Не знай я особенность некую у Елены, спутал бы ее с этой девой, которая словно родная сестра вышла из того же чрева.

Теперь засмеялся Медон.

— Нет, базилей, о чреве как раз не может быть речи. Не зря говорили вчера о женщинах, тайных орудиях гадиритов.

Нахмурился базилей.

— Кажется, припоминаю, — сказал он. — Речи вели о царствах великих, о замыслах дерзких…

— Да, так и было! — подхватил Медон. — Трон гадиритов тебе, Лаэртид, предложили — это не сон, если не розыгрыш глупый. Но такими вещами не шутят!

Дочь базилея внимательно прислушивалась к разговору. Она сморщила нос и потянула Калипсо за хитон. Когда нимфа нагнулась к Лавинии, девочка что-то прошептала ей. Калипсо рассмеялась.

— Наша дочь полагает, что лучше быть хозяином маленького клочка суши, чем этого большого короба, в котором дурно пахнет.

Одиссей улыбнулся и погладил девочку по голове, а Медон серьезно заметил:

— Порой боги предостерегают нас от необдуманных решений, вещая устами детей. Но здесь я не вижу подвоха. Какая нужда гадиритам так глупо шутить? Если они считают тебя человеком судьбы, так, значит, и трон предлагали, надеясь, что твое везение им на пользу пойдет. Как это будет славно — собрать воедино все малые уделы, покарать злодеев, утвердить один закон для всех — тогда воцарится порядок везде. Стада мирно пасутся, разбойники истреблены, поля возделаны, торговля процветает, искусства просвещают… — Он даже зажмурился от сияния картины, что перед ним открылась.

— Так вот чем они прельщают! — холодно бросила Калипсо. — Извилистыми путями идут гадириты к цели своей, знать бы только истинную цель! Я помню последние слова той воительницы, что на корабле мне перед смертью сказала. Не ты и не спутники твои им нужны, вас убить было велено, лишь меня живою доставить.

— Так их же вела старая вражда к базилею, — возразил Медон. — А нынешние правители, если бы хотели нас перебить, давно бы отдали своим вышивальщицам по коже.