Виталий Пищенко - Миров двух между Страница 58

В одном из подземных залов-пещер мы долго стояли молча. Здесь находились жертвы бесчеловечной идеи Веркрюисса. В анабиозных ваннах лежали сотни бывших людей — тех самых бестий, что столь неласково встретили нас недалеко от Байкала. Мы смотрели на юношей, которых жестокий маньяк хладнокровно лишил всего, что даровано человеку. Удастся ли ученым Земли исцелить их, вернуть к нормальной жизни? Ответить на этот вопрос нам было не под силу…

В анабиозной ванне нашел свое последнее пристанище и сам Веркрюисс, так нелепо и страшно растративший свой талант. Он до конца прошел путь, который сам для себя определил. Стремясь стать сверхчеловеком, потерял родину, друзей, даже право человеческого общения… Фактически как человек он давным-давно умер, хотя и продолжал существовать на этом никому не известном острове. Смутные воспоминания об идеях, близких тем, которые он нам излагал, хранились в моей памяти. Что-то подобное я когда-то читал — Веркрюисс не был первопроходцем. Имен его идейных предшественников я не помнил. Уверен, что и Веркрюисса ждет полное забвение. Что же касается его теории… Как биолог, я не мог не согласиться с тем, что исторически время существования каждого вида ограничено. Но человек давно включен в законы своей биологической эволюции, закономерности такого рода — социальные. Значит, и история вида гомо сапиенс будет иной, а какой именно — это зависит от нас самих…

В другую анабиозную ванну мы положили тело старого слуги. Скорее всего его убил Веркрюисс. Видимо, решив спрятаться под личиной старого безобидного камердинера, он побоялся, что Келлер его выдаст. А человеческая жизнь давно перестала быть для Веркрюисса ценностью…

Мы решили вернуться на Терру в том же месте, где исчезли с нее. Юноши-атланты оставались на острове — бота Веркрюисса мы найти не смогли, а наш был слишком мал для всех. Запасы продовольствия в подземной берлоге имелись, так что за судьбу крепких молодых людей на те несколько дней, которые пройдут до появления здесь посланцев Земли, можно было не беспокоиться. Яарвен и Живущая У Моря летели с нами.

…За время нашего отсутствия ничего не изменилось в месте, с которого Терра Инкогнита начала открывать свои таланты. Так же шумела тайга, поблескивал информационный кристалл, закрепленный Юрием на ветке сосны… Разве что весна все решительнее предъявляла свои права на природу. Мы стояли у бота, вдыхая прогретый воздух, вслушиваясь в гомон птичьих стай, стремящихся к северу. Я не прощался с Террой Инкогнита, знал, что вернусь сюда, вернусь очень скоро. Похоже, что нечто подобное думали и мои друзья, потому что Юрий улыбнулся и сказал:

— Ручаюсь, что Богомил представляет, как будет набирать в свой класс любопытных маленьких атлантов.

— Почему только атлантов? — широко улыбнулся в ответ Геров. — Я бы с превеликим удовольствием поработал с тем бойким мальчишкой, который так рассердил старого шамана.

Юрий повернул верньер прибора прокола пространства, отрегулировал изображение на засветившемся экране… Картина, которая предстала перед нами, была настолько знакома мне, что дыхание перехватило.

— Терра! — выдохнул я.

— Ты в этом уверен? — засомневался Богомил. — Вдруг еще какая-нибудь параллельность?

Я хотел отшутиться, но не смог и, проглотив подкатившийся к горлу комок, указал на экран:

— Эти вешки в болоте я ставил собственными руками…

67. Юрий Старадымов

Аппарат профессора Батгуула не подвел. Мы вышли точно в том районе, который видели на экране. И сразу оживший передатчик бота загудел от доброго десятка взволнованно перебивавших друг друга голосов. А через мгновение до меня донеслись слова безуспешно старавшегося казаться спокойным Намшиева:

— Всем освободить линию связи! Спасатель-шесть! Вас вызывает Главная Диспетчерская!

Тогда я нажал клавишу на пульте и негромко сказал в микрофон:

— Я Спасатель-шесть. Спасатель Старадымов слушает Главную Диспетчерскую…

Сахиба Абдуллаева

Господство женщин

Выехав за пределы города, машина прибавила скорость. Сочная зелень орошаемых полей, чередуясь с желтизной полос выжженной солнцем травы, стремительно проносились мимо и, словно исчезая из жизни, оставались где-то далеко позади.

Горы с вершинами, подернутыми дымкой, с резкими белыми кляксами ледников, придвинулись. И в приближении этом было обещание долгожданной прохлады.

— Воздух-то! Какой воздух!

— Правда, — подтвердил Сарвар, озабоченно взглянув на нашего сына, устало заснувшего на моих руках.

— Дядя, наверное, заждался, — сказал Фатых. — Скоро приедем, вот тогда поймете, что такое настоящий горный воздух!

Сарвар снова посмотрел на нас с сыном, сбавил скорость, сказал негромко:

— Давайте передохнем, а то уже два часа в пути.

Я благодарно улыбнулась ему. Малыш действительно, устал. Но когда Сарвар остановил машину на обочине дороги, он открыл глаза, протянул ко мне руки. Я вышла из машины, огляделась и потрепала сына по худым щечкам:

— Смотри, Джамшид, как красиво!

У корней старой алычи весело журчал родник, падая на камни из узкой расщелины в скале. Солнце, пробиваясь сквозь водяную пыль, повесило над ним неяркую радугу. В глазах малыша появился блеск, губы заулыбались.

Когда мужчины напились, я взяла у них пиалу, наполнила ее и, отпив глоток ледяной воды, предложила сыну. Он жадно прильнул к живительной влаге.

— Хватит, Шахноза, вода очень холодная, как бы не простыл маленький, — заботливо произнес Сарвар. — Походи немного, разомнись, сейчас поедем дальше.

В путь мы двинулись минут через десять.

Сидя на заднем сиденье и прижимая к себе исхудавшее тельце Джамшида, я смотрела в окно, однако ничего вокруг не замечала — мне не верилось, что еще вчера мы с сыном находились в душной, раскаленной от жары больничной палате. И вместо пробегавших мимо предгорий перед глазами представали картины тех тяжелых дней…

Джамшиду только-только миновал годик. Радуя нас с мужем, он начал делать первые шаги: приползет в кухню на четвереньках, опираясь о стену, встанет на ножки и храбро шагнет ко мне. И через секунду уже цепко держится за мамину юбку, смеется вместе с нами. Участковый врач, которая терпеливо лечила наши бесконечные простуды и бронхиты, сказала, что теперь малыш должен болеть меньше — миновал самый нежный возраст, но получилось все иначе.

Лето стояло жаркое. И, как я ни берегла Джамшида, он заболел. Заболел тяжело. Температура подскочила до сорока градусов. Не помогали ни обтирания, ни компрессы. Ртуть в термометре опускалась ненадолго, и тут же устремлялась к столь страшной отметке — сорок. Дышал Джамшид с трудом, почти не открывал глаз. Вызвали “Скорую помощь”.