Игорь Джавадов - Мишень для левши (сборник) Страница 58

– Всем известно, – прокукарекал я, – что нельзя падать на мизер с голой дамой на руках.

– Ну что? – усмехнулся Мамай. – Прошла идиосинкразия?

– Прошла, – кивнул я. – Только не могу понять, при чем здесь Саничев?

– Все очень просто, – начал объяснять он. – Статья Логинова попалась Сергею случайно, когда он служил в полку под Москвой. Денег у него было мало, а времени много. Вот и он начал читать. В теории он мало что понял, но в выводах разобрался. Они его так поразили, что он решил написать рассказ. Рассказ писался, рос, превратился в повесть, затем в роман. А что? Почему об их открытиях шумит весь мир, а о нашем гении знают только коллеги? Патриоты мы или нет? Короче! – отдышался Мамай. – Текст готов, – он ткнул пальцем в папку. – От тебя требуется прочитать и дать заключение, можно ли это печатать.

– Да, но при чем тут мы? – взмолился я. – Мы не печатаем романов! Если б ты принес рассказ или статью, тогда другое дело. Вот реплику твоего друга об инерцоидах мы обязательно опубликуем. Я могу сразу дать заключение: «Написано по теме, позиция автора ясна, опечаток не обнаружено». Кстати, а где, так сказать, автор? Почему он сам не пришел?

– Сергей пока не может ходить, – нахмурился Мамаев. – На последних испытаниях он сломал ногу, сейчас лежит в областной травматологии.

Я посмотрел на Мамаева. Сгорбившись, он сидел на стуле и уныло грыз ногти на левой руке. Таким я его никогда не видел. Под ложечкой у меня что-то екнуло.

– Гм! – кашлянул я. – Ну, хорошо. А в чем замысел этого, тык-скать, романа?

– Замысел прост, – оживился Мамай. – Надо, чтобы школьники узнали, что время и гравитация связаны между собой. Сначала они задумаются. А потом кто-нибудь возьмет да изобретет машину времени.

– А где сюжетные ходы и все такое? – возразил я. – Где конфликты? В нашей фантастике хорошее всегда боролось с еще более лучшим.

– Не волнуйся, конфликтов здесь хватает, – пообещал Мамай. – Да что я тебе рассказываю! – он с шумом поднялся со стула. Я невольно встал вместе с ним.

– Нет, ты, пожалуйста, оставайся! – он угрожающе навис надо мной. – Рукопись на столе. До обеда еще уйма времени. Читаешь ты быстро. Вернусь, тогда и поговорим.

– Сколько здесь? – обреченно спросил я, взвешивая папку в руке.

– Для тебя – немного, – отрезал он. – Ты профессионал, или кто? Работай! Родина тебя не забудет.

Мамай вышел. В комнате сразу стало просторнее. Дышать стало легче. Выбора не было. Развязав папку, я достал пачку листов и принялся за чтение.

Глава 9

Далеко на окраине солнечной системы, на расстоянии свыше 10 триллионов километров от Солнца, кружатся в безмолвном хороводе сбившиеся в гигантское облако промерзшие насквозь кометные ядра. Время от времени одно ядро сталкивается с другим, плетущимся рядом, они слипаются, теряют скорость. И тогда, не имея сил противостоять пусть слабому, но настойчивому притяжению со стороны центрального светила, этот огромный снежный ком сходит с орбиты и начинает движение по новой траектории навстречу разрушительному сиянию Солнца.

За полмиллиона лет до Рождества Христова обломок твердого метана с вкраплениями хлопьев аммиака врезался в середину сорокакилометровой ледяной горы при относительной скорости около пяти километров в секунду. Мгновенно раскалившиеся от удара десять миллионов тонн аммиачно-метановых кристаллов пробили покрытую пылинками двуокиси кремния рыхлую поверхность айсберга и оказались внутри ледяной толщи. От нестерпимого жара лед закипел, превращаясь в пар, который мгновенно устремился наружу, но, встретив космический холод, осел на стенках щелей, закупоривая их ледовыми пробками.

Через сто часов под поверхностью айсберга образовалась герметичная полость диаметром в три километра, заполненная перегретой газовой смесью из метана и аммиака с температурой пятьсот градусов при давлении сто атмосфер. Возник огромный естественный химический реактор, в котором непрерывно синтезировались и распадались многоатомные органические молекулы. Некоторые циклические соединения нитроводородов оказались довольно устойчивыми и могли существовать уже часами в этой горячей атмосфере, насыщенной молекулами кремния.

Год спустя температура паров снизилась до критической точки и в газовых завихрениях появились первые капельки воды, которые начали оседать на внутренней поверхности полости, обращенной к центру ледяной горы. Капельки сливались в ручейки, стекавшие в широкую воронку, выплавленную в теле айсберга кумулятивной струей раскаленных газов, образовавшихся в момент взрыва.

Через десять лет давление паров в полости упало до двух атмосфер. На месте центральной воронки возникло глубокое озеро, над вогнутой поверхностью которого непрерывно клубился туман, насыщенный парами метана и аммиака. Температура воды у дна озера стабильно держалась на отметке четыре градуса по Цельсию, но в его верхнем, самом горячем слое, имевшем толщину всего сорок сантиметров, циклические молекулы, захватывая свободные радикалы, содержащие атомы кремния и фосфора, соединялись в длинные прочные цепочки, образуя биополимерные макромолекулы. Эти макромолекулы постоянно увеличивались за счет окружающей среды до тех пор, пока их длина не достигала одного-двух микрометров, после чего биополимер делился на две половинки, каждая из которых начинала свое самостоятельное существование.

Сто лет спустя температура верхнего слоя воды в озере снизилась до тридцати пяти градусов по Цельсию. Это привело к нарушению энергетического баланса в макромолекулах. Гигантские биополимеры начали расщепляться на малоактивные промежуточные формы, которые уже не имели способности к размножению и стали легкой добычей других биологических объектов, поднявшихся из глубинных, более холодных слоев озера. Новые существа имели в десять раз меньшую длину, но они уже умели создавать вокруг себя гибкую оболочку из ветвистых молекулярных цепочек углеводородов, что придавало им особенную прочность.

Через тысячу лет температура на поверхности озера снизилась до восьми градусов по Цельсию, при этом толщина его зоны жизнеобитания уменьшилась до десяти сантиметров. В этом узком слое между мельчайшими вирусоподобными существами, различимыми только в самые мощные микроскопы, развернулась ожесточенная и бескомпромиссная борьба за выживание. При непрерывных столкновениях белковая оболочка уже не могла служить надежной защитой, но часть вирусов научилась закутываться в тончайшую паутину из нитевидных силикатных кристаллов толщиной всего в несколько десятков атомов. На головке такого вируса имелся целый букет из активных ферментов, окруженный грозным частоколом кристаллических усов. Пробивая усами белковую оболочку ближайшего соседа и вгрызаясь в его тело, вирус пускал в ход ферменты, которые расщепляли ядро жертвы на нуклеотиды, превращая его в питательный бульон.