Джин Вулф - И явилось Новое Солнце (Книги нового солнца, Книга 5) Страница 58

Увидев меня в окне, он снова протрубил в свою раковину, указал в мою сторону и, когда все взоры устремились на меня, воскликнул:

- Воскреси-ка вот этого человека, приятель! Если же ты не можешь, то дело за мной. Могучий Церикс заставит мертвеца снова ходить по Урсу!

Окоченелое тело, на которое он указал рукой, распростерлось на носилках наподобие поверженной статуи.

- Ты считаешь меня своим соперником, могучий Церикс, - крикнул я, - но у меня нет таких притязаний. Мы просто остановились в Осе по пути к морю. Завтра мы покинем этот город.

Я закрыл ставни и запер их на засов.

- Это был он, - сказала Бургундофара. Она уже разделась и стояла, склонившись, над умывальником.

- Да, он, - откликнулся я.

Я ждал, что она снова станет упрекать меня, но она лишь произнесла:

- Мы избавимся от него, как только отчалим. Хочешь меня сегодня?

- Наверно, чуть позже. Мне надо подумать. - Я вытерся и забрался в постель.

- Тогда тебе придется будить меня, - сказала она. - От вина меня что-то клонит в сон.

- Разбужу, - пообещал я, и она скользнула ко мне под одеяло.

Сон уже сомкнул мне веки, когда топор мертвеца распахнул нашу дверь и он ввалился в комнату.

31. ЗАМА

Сперва я не понял, что это мертвец. В комнате было темно, в тесном маленьком коридорчике за дверью - не многим светлее. Я уже почти спал; с первым ударом топора я открыл глаза, и когда его лезвие прорубило дверь на втором ударе, я увидел только тусклый блеск стали.

Бургундофара завизжала, а я скатился с кровати, пытаясь нашарить оружие, которого у меня уже не было. На третьем ударе дверь подалась. На мгновение силуэт мертвеца обрисовался на фоне дверного проема. Топор обрушился на пустую кровать. Рама ее сломалась, и вся конструкция с грохотом рухнула на пол.

Будто ожил тот бедный доброволец, которого я убил много лет назад в нашем некрополе; страх и чувство вины парализовали меня. Разрезая воздух, топор мертвеца просвистел над моей головой, точно заступ Хильдегрина, и с глухим стуком, похожим на пинок великана, ударил по оштукатуренной стене. Слабый свет, проникавший из коридора, на мгновение погас - это Бургундофара выбежала из комнаты.

Топор снова ударился о стену, менее чем в кубите от моего уха. Холодная, как змея, рука мертвеца, от которой несло разложением, коснулась моей руки. Я сцепился с ним, без всякого расчета, повинуясь слепому инстинкту.

Появились свечи и лампа. Двое почти голых мужчин вывернули из руки мертвеца топор, а Бургундофара приставила нож к его горлу. За ней вырос Хаделин, держащий в одной руке морскую саблю, а в другой - подсвечник. Трактирщик поднес лампу к лицу мертвеца и выронил ее.

- Он мертв, - сказал я. - Ты наверняка видел такое и раньше. То же самое случится в свое время и с тобой, и со мной.

Я выбил из-под мертвеца ноги, как учил нас некогда мастер Гурло, и тот рухнул на пол рядом с погасшей лампой.

- Я ударила его ножом, Северьян, - выпалила Бургундофара, - но он не... - Она замолчала, чтобы не заплакать от страха. Рука, в которой она держала нож, заметно дрожала.

Я было обнял ее, но тут кто-то вскрикнул:

- Берегись!

Мертвец начал медленно подниматься на ноги. Глаза его, сомкнутые, пока он лежал на полу, открылись, хотя взгляд был бессмысленным взглядом трупа и одно веко едва поднималось. Из узкой раны в боку сочилась темная густая кровь.

Хаделин шагнул вперед и замахнулся саблей.

- Постой! - сказал я и перехватил его руку.

Пальцы мертвеца потянулись к моему горлу. Я дотронулся до них, не испытывая больше ни страха, ни даже отвращения. Вместо этого я чувствовал неимоверную жалость к нему и ко всем нам, зная, что все мы в какой-то степени мертвы и бродим в полусне, тогда как он крепко заснул. Но разве мы, в отличие от него, слышим пение жизни внутри и вокруг нас?

Его руки безвольно обвисли по бокам. Я ударил его в грудь правой ладонью, и через нее хлынула жизнь, да так, что мне показалось, будто каждый мой палец распустился словно бутон. Сердце мое преобразилось в могучий двигатель, который готов был работать вечно и каждым ударом сотрясать весь мир. Я никогда не ощущал себя таким живым, как в тот миг, когда возвращал жизнь ему.

И вот наконец случилось - все заметили это: глаза его были уже не мертвыми тканями, а человеческими органами, благодаря которым он видел нас. Холодная мертвая кровь, отвратительная жижа, которая пятнает колоду мясника, снова вскипела в нем и хлынула рекой из раны, нанесенной ему Бургундофарой. Рана тотчас же затянулась и исчезла, осталось лишь багровое пятно на полу и белый шрам на его коже. Румянец проступил на его щеках, пока лицо из серого не стало снова смуглым и цветущим.

До того я сказал бы, что умерший был человеком средних лет; юноше, который, моргая, стоял передо мной, минуло не больше двадцати. Вспомнив Милеса, я обнял его за плечи и поздравил с возвращением в край живых, произнося слова тихо и медленно, как если бы разговаривал с собакой.

Хаделин и все остальные, примчавшиеся мне на помощь, отступили, на их лицах читались изумление и страх; и я подумал тогда (да и теперь гадаю): не странно ли, что они проявили такую храбрость, столкнувшись лицом к лицу с самим ужасом, но струсили при виде отступления грозного рока?

Может быть, только вступая в схватку со злом, мы поворачиваем оружие против своих братьев. Я же вдруг проник в смысл головоломки, занимавшей меня с самого детства, - кажется, понял легенду о том, что в последней битве целые армии демонов обратятся в бегство от одного вида воина Предвечного.

Капитан Хаделин вышел последним. В дверях он остановился с открытым ртом, силясь найти в себе смелость заговорить или просто подыскивая слова, потом повернулся и выскочил из комнаты, оставив нас в темноте.

- Здесь где-то была свеча, - пробормотала Бургундофара. Я слышал, как она шарит впотьмах.

Через мгновение я также увидел ее, завернувшуюся в одеяло, над маленьким столиком, стоявшим возле порушенной кровати. Свет, разогнавший тьму в хижине больного старика, вернулся снова, и она, обнаружив перед собой собственную тень, обернулась, увидела его и с визгом метнулась вслед за остальными.

Бежать за ней показалось мне бесполезным занятием. Я заставил как мог дверной проем стульями и обломками двери и при свете, перемещавшемся вместе с моим взглядом, постелил на пол порванный матрац, чтобы мы с недавним мертвецом могли отдохнуть.

Я сказал: отдохнуть, не поспать, потому что, по-моему, ни один из нас не спал, хотя пару раз мне удавалось забыться в полудреме; но, размыкая веки, я неизменно слышал, как мой сосед бродит по комнате, странствуя за пределами этих четырех стен. Однако стоило мне закрыть глаза, я точно взмывал взором вверх, за потолок, где сияла моя звезда. Сам потолок становился прозрачным словно кисея, и я видел, как моя звезда, все еще бесконечно далекая, неуклонно мчится в нашем направлении. Наконец я встал, раскрыл ставни и взглянул из окна на небо.