Сергей Другаль - Язычники Страница 58

Отец Джонс откладывает пластиковое полотнище газеты, он сладко потягивается и щелкает тумблером. Вчерашняя программа, скомпонованная для него отделом информации, представляет собой выжимку из телепередач, посвященных пророку, — смотреть что-либо просто не хватает времени.

На объемном голоэкране кубическое здание с надписью по фасаду «Банк Харисидис — абсолютная гарантия». Его наплывом вытесняет лицо банкира. Папаша Харисидис плутовато улыбается, видимо, беседует с репортером. Банкир владеет мимикой, ибо лицо его мгновенно делается сосредоточенным, как только на воротник прицепляется микрофон.

— Апостол, простите, оговорился, пророк Джонс проявил себя как дальновидный политик. Вера в пришествие механического мессии — это как раз то, чего не хватало нашему обществу всеобщего благоденствия, я бы сказал сильнее — торжествующей демократии. А что может быть более демократичным, чем равенство во грехах? В грехе равны и банкир Харисидис, и последний мелкий жулик-обыватель. Я негодяй — это раньше знал каждый сам о себе. Знал и стыдливо помалкивал. Я — подлец, теперь можно сказать открыто, и никто не остановится в изумлении, ибо какое дело железному мессии до моих или ваших моральных качеств. И это прекрасно, это демократично! Всеобщее негодяйство гарантирует высокие дивиденды, поскольку ни один дурак не доверит своих денег честному банкиру. А что может быть важнее дивидендов? Что, я вас спрашиваю? Ничто, запомните, и благодать снизойдет на вас, ничто не может быть важнее дивидендов! Пусть бросят в меня камень. Бросайте, я не боюсь быть побитым. Мои вкладчики, я с понятной гордостью говорю об этом, отдают свои деньги в руки мерзавца, каковым являюсь я! Вас шокирует мое признание, вы смущены, вам неловко за меня, мой имидж упал до нулевой отметки? Следующей фразой я восстанавливаю свое реноме. Знайте, с сего дня мой банк гарантирует девять процентов годовых на вложенный капитал! Ну как, не правда ли, до чего милый человек папаша Харисидис. Не зря в моем банке хранит свои трудовые сбережения апостол, простите, оговорился, пророк Джонс.

Пастор Джонс выслушивает интервью не моргнув глазом: интересно, какой счет они ему открыли, эти Харисидисы? Вообще, интересно, откуда в концерне берутся практически неограниченные средства? Об этом не беспокойтесь, ответил ему как-то репрезентант Суинли, ваше дело — идеология.

Что хорошо в его течении, так это возможность любого толкования: и прохиндей и праведник найдут в нем утешение по вкусу. Но банкира уже сменяет на экране известный философ Рахтенгоф Ричард, профессор, лауреат и прочая и прочая. Немолодой уже профессор стоит за кафедрой на фоне каких-то таблиц и диаграмм.

— Новый взгляд на природу и назначение человека, — говорит профессор хорошо поставленным голосом, — еще раз подтвердил мой тезис о разумном устройстве именно нашего общества. Общества свободных индивидуумов, не зависящих от чуждых нам влияний, отвергающих любое вмешательство, под каким бы благовидным лозунгом оно нам ни навязывалось. Что я и зачем я! Для счастья, отвечают марксисты. Примитивно, наивно. Сотни философских систем были построены и отвергнуты, ибо никто не знает ответа. И марксистскую концепцию отвергает сама история, поскольку счастья никогда не хватит на всех. Поясню простым примером. Представьте, каждому из нас дали по миллиону. — Профессор делает жест, как бы беря упомянутый миллион. — Освободитесь ли вы от желания приобрести еще один, нет, лучше два миллиона? И разве делает вас счастливым сознание, что ваш сосед имеет столько же, сколько и вы, или, хуже того, больше вас? Нет и еще раз нет!

Но что нам дает новое направление, путь пророка? Отвечаю: ясность цели, ибо ясна функция бытия. Горько признавать — но эта горечь плодотворна, — что человек не самое разумное порождение эволюции — это без сомнения. Увы, мы с вами не более чем промежуточная, переходная стадия от обезьяны к роботу. Вдумайтесь, осознайте. Это звучит ново, но не безнадежно, это даже бодрит и дает нам возможность жить сегодня: завтра у нас нет, мы, как говорит кибер Ферро, выполнили предначертание. Мы служили иллюзиям, теперь они развеяны. Так примем дни оставшиеся в смирении и понимании тщеты наших усилий изменить настоящее, если мне дозволено будет сказать словами пророка, этого величайшего мыслителя нашего века, так тонко и проникновенно уловившего суть эпохи. Благодарю вас.

Пастор Джонс хмурится, что-то не нравится ему в путаной речи философа.

— Начал во здравие, — скрипит кибер Ферро, — кончил за упокой. Какие иллюзии развеяны, какая горечь плодотворна? Где логика, не улавливаю.

Кибер подходит ближе, склоняется к экрану. Оттуда смотрит мрачная физиономия. Это Зат Пухл, чемпион по пинкам с разбегу. Его маленькая головка качается на тонкой шее.

— Вы знаете меня, ребята. Так запомните, пророк — ого! И его железный парень мне по нраву. Я его уважаю. Я даже скажу, что если бы я взялся с ним пинаться, то неизвестно, кто кого бы перепинал. Гы! Если кто не согласен со мной, то могу привести другие доводы. — Могучие бедра чемпиона и затем его волосатая ступня с растопыренными пальцами занимают весь экран.

— Заступник, — без выражения говорит кибер.

Нижняя конечность чемпиона исчезает, вместо нее возникает разбитная девица с микрофоном, пришпиленным к воротничку.

— Мы в доме господина Зоб-Спивацкого. — Девица делает глазки. — Он сборщик на конвейере фирмы «Ваде мекум», член профсоюза. Господин Зоб-Спивацкий, телезрители хотят знать ваше мнение о пророке.

— Мы с Милли, э-э, каждый раз, значит, смотрим проповеди пастора Джонса по телевизору, и Милли, выходит, всякий раз плачет: о, Пит, неужели это правда, что машина главнее человека? Дурочка, говорю это я ей, я всю жизнь обслуживаю машину, слушаю машину, смотрю машину. Меня, значит, везет машина, машина дает дышать и машина развлекает. Я делаю машину, и она кормит меня. Кто я такой без машины? Ясно, говорю я Милли, что машина главней. Я говорю Милли — это, наверное, не грех — завидовать роботам…

— Это он хорошо сказал, — комментирует Ферро. Пастор Джонс лениво бормочет в микрофон, что следует повысить гонорар Зоб-Спивацкому, старательный работник и неплохой артист.

…Из бассейна на разрисованный под мрамор пол выходит Бьюти Жих, секс-бомба замедленного действия, как отрекомендовал ее ведущий. Бьюти, изящно и независимо от туловища шевеля бюстом, исполняет куплеты. Она поет модным всхлипывающим басом.

Приди скорее,

О мой кумир, полью елеем я твой шарнир.

С тобой у нас одни заботы, чтоб в резонанс вошли частоты.

Для нас сегодня и небо звездно, глядеть на звезды и я спешу.