Василий Бережной - Сенсация на Марсе (сборник) Страница 58

Дэвид Кинг окинул их обоих благодарным взглядом.

— Благодарю вас, джентльмены.

— Мы работаем во имя будущего! — сказал босс.

«Ты-то хлопочешь только о своих сейфах», — подумал Дэвид и сказал:

— Именно во имя будущего.

На этом они и расстались.

Когда Дэвид подошел к своему коттеджу, зеленая стрекоза вертолета с грохотом и жужжанием поднялась в небо и вскоре скрылась с глаз.

Нервным движением Тереза выключила приемник, тяжело опустилась в кресло и закрыла ладонями лицо, словно утреннее солнце, заполнившее комнату, резало ей глаза.

С минуты на минуту должен был прийти Дэвид на второй завтрак, а она ничего не приготовила, даже кофе, и даже не подумала об этом. Сидела сгорбившись, словно окаменев, едва сдерживая рыданья. Горячий комок подкатывался к горлу, и она конвульсивно хватала ртом воздух, чтобы не задохнуться. Подошла к роялю, села, оперлась на крышку локтями. Слышала, как вошел Дэвид, но не шевельнулась.

Вероятно, удивленный ее состоянием, он некоторое молчал, потом положил ей руку на плечо:

— Что случилось, Терри? Ну, Терри…

Сбросив его руку, вскочила и зашагала по комнате. Зо тистые пряди подпрыгивали па плечах.

— Позор, какой позор!..

Теперь уже она дала волю слезам, они заблестели ресницах, покатились по щекам.

— Ради бога, что случилось?

В голосе Дэвида слышалось уже раздражение.

— А ты не знаешь? — Тереза встряхнула головой и заглянула ему в глаза. Дэвид невольно улыбнулся: растрепанная, заплаканная, она казалась особенно красивой. — Если бы ты услышал, тебе было бы не до смеха…

— Что?

— Свое интервью!

Дэвид громко рассмеялся.

— Какая чепуха! И из-за этого ты так вот переживаешь?

— Но там ведь такие непристойные намеки! Лаборантка влюблена в профессора…

— Неужели ревнуешь?

— Если бы я не знала Веру, эту скромнейшую девушку…

— А меня?

— И тебя… Разве я не чувствую…

— Так стоит ли впадать в уныние?

— Противно. Перед всем миром забрасывают грязью, а тем более Веру. Гангстеры, просто гангстеры!

— Я чувствовал, куда он клонит, но не придал этому значения. Все это и глупости, и мелочи. Главное — сооружение моих пирамид идет полным ходом!

Терри посмотрела на него так, словно хотела заглянуть ему в самую душу. «Сооружение пирамид — полным ходом, — вертелось у нее в голове. — Неужели ты маньяк? Взрывные пирамиды — это главное. Куда же девались твои благородные идеалы, твои голубые мечты? Ничего не видно в твоих глазах — ни угрызений совести, ни сомнений, ни колебаний. Пустота».

Отвернулась и подошла к окну, за которым колыхался океан.

— Что с тобой, Терри?

Она молчала. Дэвид подошел и ласково погладил ее волосы:

— Ну, знаешь, так мы ни к чему не придем.

— Но неужели тебе ни о чем не говорит сердце?

— «Сердце, сердце». — Он взмахнул руками, потом заложил их за спину. — Только в мелодрамах причинные связи объясняют деятельностью этого органа. А в жизни все надо взвешивать умом, ты понимаешь? Не сердце, а разум!

Терри охватил ужас.

— Побойся бога, Дэвид! Сердце определяет человека, его поведение, только сердце. Я в этом глубоко убеждена и надеюсь, что и ты…

— Ах, оставь, пожалуйста, эти философствования, — перебил ее Дэвид, — тем паче что они совершенно инфантильны, ей-богу.

— А я сердцем чувствую…

— Здесь не чувствовать надо, а знать, понимать. Ум и сила воли — вот единственные лоцманы в хаосе нашего времени!

Дэвид говорил тоном, исключающим какие бы то ни было возражения. Словно читал лекцию несмышленой студентке, которая возводит в принцип свою экзальтированность, в то время как окружающая действительность настолько жестока, что не до сантиментов. А Вера не такая уж беззащитная, как может показаться, да к тому же проницательные люди и не поверят лжи, ситуация совершенно ясна, и надо быть кретином, чтобы не видеть, что к чему.

Взглянув на часы, Дэвид не без иронии поблагодарил за невыпитый кофе и быстро ушел из дому. Терри еще немного постояла, бессмысленно глядя в простор, до краев залитый солнцем, потом опустила шторы и включила телевизор. Смотрела на экран, но ничего там не видела — думала о своем. Не так, совсем не так сложилась жизнь… Еще пока училась — имела цель. А последние годы? Кухня, телевизор, постель, кухня, телевизор, постель… В голове пустота, никаких мыслей, никаких стремлений…

Ей стало тоскливо. Закрыла глаза и поплыла на волнах воспоминаний. Увидела себя словно со стороны — совсем юной, веселой хохотушкой. Это они с Дэвидом, возвращаясь домой из колледжа, вслух мечтают о будущем? И оно встает перед ними прекрасное, радужное, идиллические картины: сад, уютный коттедж, музыка, хорошенькие дети… Эх, если бы… Но ведь атомный реактор, возле которого Дэвид проработал так долго, уничтожил детей задолго до их рождения… Именно он, реактор… А теперь еще эти проклятые пирамиды…

Мозг Терри работал хаотически. Мысли и образы наплывали сумбурно, утомляли, даже голова разболелась.

Понемногу калейдоскоп раздумий начал темнеть, размываться, и она не заметила, как заснула.

Появившись к обеду и увидев, что она спит, Дэвид тихо отправился на кухню, съел бутерброд. Кофе пошел пить в бар.

Душевный кризис у Терри длился несколько дней. Наконец все улеглось, и семейная жизнь Дэвида Кинга снова вошд в свою колею. Но он не мог не заметить, что Терри стад невеселой, а порой даже мрачной, она мало разговаривала, все чаще уходя в себя и становясь замкнутой. Часами просиживала у рояля, наигрывая большей частью меланхолические пьесы. Едва заметная тень легла на ее лицо. «Пройдет, — успокаивал себя Дэвид. Постепенно поймет и… простит».

Однажды, вернувшись домой вечером, с радостью отметил про себя, что настроение у Терри улучшилось. Глаза поблескивали, тень исчезла, хотя в голосе и жестах все еще чувствовалась некоторая нервозность.

— Ах, жаль, что ты не пришел немножко раньше!

Дэвид утомленно опустился в мягкое кресло, вопросительно глядя на жену.

— Интересно, что это подняло твое настроение?

— Я смотрела транспланетную передачу. Во всем мире клеймят позором правителей Южной Республики.

— И все?

— Нет, тебя вместе с ними. — В ее голосе звучало злорадство. — Заговор против мира, вызов человечеству… Нет, это нужно было слышать!

— Значит, Вера все еще продолжает…

— Да, и не уймется, пока вы с генералом будете творить свои дьявольские дела. Молодчина Вера!