Майкл Суэнвик - Однажды на краю времени (сборник) Страница 59

Хотя, по правде сказать, он не столько прошел, сколько протиснулся.

– Давай быстро, Малкольм. У меня еще полно работы.

– Не знаешь, почему мы остановились? – Темные силуэты незнакомцев уже возвращались к соснам. Никто из них даже не оглянулся. Ни единого раза. Они просто растворились во тьме. – Я видел, как Билли Бонс погрузил в вагон какой-то ящик, но стоило спросить его об этом, как он захлопнул передо мной дверь.

Сахарок вытаращил на меня свои жуткие глазищи. За все те три или четыре года, что он служил на поезде, я ни разу не замечал, чтобы они хоть раз моргнули.

– Ты ничего не видел, – заявил он.

– Слышь, ты мне тут не возникай! – Я упер кулаки в бока. – Твоя мамка еще сиську сосала, когда я уже служил проводником на этом рейсе.

Сахарок вдруг словно бы раздулся, превратившись в черную гору мышц с двумя булавочными, пылающими адским огнем глазками.

– Следи за языком, когда говоришь о моей маме!

Волосы на загривке у меня встали дыбом, но на попятный я не пошел.

– А что ты мне сделаешь? – покачал я пальцем у его носа. – Правила тебе известны. Только тронь меня – мигом слетишь с маршрута. Тебя потом никуда дальше Манхэттена не выпустят!

– Да мне по барабану. – На мои плечи опустились его огромные ладони. Говорил он тихо и даже расслабленно. – Вот закончится этот рейс, так мне вообще начхать будет, есть у меня работа или нет.

Он говорил, а его руки все сильнее сжимали мои плечи. Один из огромных больших пальцев лег мне на щеку и накренил мою голову набок. Я ни минуты не сомневался в том, что, если этому парню приспичит, он запросто переломает мне все ребра, а заодно и позвоночник. Он был очень силен. И больше того, он упивался своей силой.

– Я же ничего такого не сказал! – Я был напуган. – И вовсе не собирался обижать твою маму.

Сахарок немного покатал мои слова в голове, а затем его лицо расплылось в мечтательной улыбке.

– Еще бы ты собрался.

А затем он отвернулся.

Я выдохнул. Не могу сказать, что хорошо знал Сахарка. Он лишь недавно влился в команду; тот кондуктор, что был до него, так полюбил зависать в забегаловках и игорных притонах Джинни-Гэлл, что окончательно утратил свое и без того неустойчивое душевное равновесие. Но если кому и было от рождения суждено стать полнейшим мерзавцем, так это Сахарку. Он в прямом смысле явился на свет воплощением ненависти. Поговаривают, что когда повитуха шлепнула его по попе, то рев и выражение на лице Сахарка так ее напугали, что она просто уронила его на пол. Он родился с руками мясника и глазами убийцы. Все остальное его тело просто вынуждено было вырасти до таких габаритов, чтобы вместить столь взрывной темперамент.

А еще рассказывают, что, когда повитуха занесла ногу над Сахарком, собираясь размозжить ему череп, его мать вскочила и избила ее до полусмерти. Мама нашего нового кондуктора была довольно хрупкой женщиной, но ее любовь к своему ребенку была очень сильна. Она переломала повитухе кости и сбросила ту с лестницы. А затем подняла Сахарка, приложила к своей груди и спокойно пела тому колыбельную, пока он не заснул. Вот такая кровь текла в его жилах, из такого теста он был вылеплен.

Тут поезд неожиданно дернулся и снова отправился в путь. Что бы ни произошло, я уже ничего не мог изменить.

Раз уж со мной отказались говорить Билли Бонс и Сахарок, не было ни малейшей надежды и на девушек. Они все состояли в одном профсоюзе, и Билли являлся его старостой. Я тоже состоял в профсоюзе, вот только совсем в другом.

Единственным, кто мог поделиться информацией, оставался старина Козлоног. Поэтому я вернулся к своему торговому киоску за бутылочкой виски. Уложив ее в бумажный пакет, я начал пробираться по спальному вагону, когда одна из дверей неожиданно скользнула в сторону и меня поманил красный ноготок на тонкой руке.

Я зашел в открывшееся купе. Рыжеволосая женщина захлопнула дверь и встала между мной и выходом. Пару мгновений мы просто смотрели друг на друга. А затем она наконец заговорила:

– Проводник?

– Да, мэм?

На ее лице вспыхнула озорная улыбка.

– Хочу вам кое-что показать. – Она принялась расстегивать блузку, выпячивая вперед грудь. Она носила черный кружевной лифчик из тех, что сдавливают и приподнимают груди. И следует заметить, там было на что посмотреть.

– Прошу простить, мэм, – несколько неловко пробормотал я. – Мне надо возвращаться к работе.

– Вот я и хочу, чтобы вы поработали, – заявила она, притягивая меня к себе. Я потянулся открыть дверь, но она крепко вцепилась в мой китель, пытаясь его расстегнуть. Я был вынужден сжать ее запястья, поскольку боялся потерять пуговицы.

– Прошу вас, мэм. – Я был готов провалиться под землю от стыда.

– Хватит скулить, мальчик! У меня есть то, что тебе нужно, и мы оба понимаем, что я совсем не прочь этим поделиться. – Она терлась об меня, одновременно пытаясь пригнуть мою голову к своей груди. Каким-то удивительным образом ее лифчик оказался расстегнут, и мое лицо уткнулось в обнаженную плоть. Ужасно. Я вырывался как мог, пытаясь высвободиться, но она повисла на мне всем телом.

Наконец мне все же удалось выскользнуть из ее объятий и отпихнуть женщину так, что та завалилась на нижнюю полку. Пассажирка с томным вожделением посмотрела на меня.

Я воспользовался этой секундной заминкой, чтобы распахнуть дверь и выбежать в коридор. Настороженно поглядывая на женщину, я принялся приводить в порядок свою форму.

Осознав, что я не собираюсь остаться, пассажирка переменилась в лице и выпалила в мой адрес отвратительное слово:

– Членосос!

Было бы глупо отрицать, что это меня задело. Но на голову этой женщины слишком много всего свалилось, и с моей стороны было бы верхом непрофессионализма позволить себе в данной ситуации проявление чувств. Поэтому я просто сказал:

– Да, мэм. Именно так. Но уверен, в этом поезде путешествует достаточно мужчин, кого весьма заинтересует то, что вы можете предложить. Скоро откроется вагон-ресторан. Советую заглянуть туда, на выбор будут кавалеры всех сортов и мастей.

Я поспешил удалиться.

Когда я еще не умер, подобные мне называли себя «людьми свободных взглядов». Как же давно это было! В те времена если ты был гомосексуалистом и тебе не посчастливилось умереть, ты автоматически попадал в список обреченных. За смертный грех почиталось просто родиться одним из нас, и никакие оправдания не помогали. Все изменили Стоунволлские бунты. После них стало достаточно быть хорошим человеком, чтобы в конце тебя определили в другое место. В нескольких кругах Ада из-за этого до сих пор не прекращаются возмущения, да только что они могут исправить? Заведующий не принимает апелляций.

Мне не повезло дожить до той даты буквально пару десятков лет. Меня забили до смерти в Афинах, штат Джорджия. Два копа застукали меня, когда я обжимался с белым пареньком по имени Дэнни на заднем сиденье новенького «рамблера». Не думаю, что они действительно хотели меня убить. Просто забыли остановиться вовремя. Тогда такое частенько случалось.

Когда я умер, меня отвели в крохотную комнатушку к двум скучающим ангелам. Один из них сгорбился над столом, заваленным целой горой бумаг.

– Это кто у нас? – спросил он, даже не поднимая взгляда.

У второго ангела, стоявшего опираясь спиной на картотечный шкаф, было доброе, хотя и очень усталое лицо. Казалось, он не только повидал все худшие пороки человечества, но и понимает, что будет сталкиваться со всей этой мерзостью раз за разом, пока не прозвучит труба, возвещающая конец света. Он и вправду обладал добрым сердцем, поскольку не стал меня никак обзывать, а сказал лишь одно:

– Юноша, которому сильно не повезло.

– Ох, – произнес первый из ангелов, оглянувшись. А затем снова вернулся к своей работе.

– Присаживайся, сынок, – сказал тот, с добрым лицом. – Это займет некоторое время.

Я подчинился.

– И что меня ждет? – спросил я.

– Хрен по губам – вот что, – проворчал занятой ангел.

Я посмотрел на второго.

Тот слегка покраснел.

– Примерно так, – произнес он. – Я тебе сразу скажу, начистоту, в твоем случае все ясно как день. Ты – жопотрах, а жопотрахи отправляются в Ад. – Он покашлял в кулак и добавил: – Но я тебе одно скажу. Только между нами, разумеется, но я тут узнал, что те два мужлана, которые тебя замели, очень скоро тоже окажутся в этом кабинете. Паленый виски.

Он открыл один из ящичков и извлек на свет огромную, пухлую папку.

– Это каталог наказаний группы С. Ямы с трупными червями, дожди расплавленного свинца и прочие удовольствия на любой вкус. Так что читай внимательно и выбирай самые, так сказать, сочные. А я прослежу, чтобы твои «приятели» все это получили сполна.

– Нет, сэр, – ответил я. – Не стану я этого делать.

– Да? – Он сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на меня поверх них. – А что так?

– Если это не обязательно, я бы не хотел причинять им вреда.