Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 8 Страница 59

— Мандамус опять пришел, шеф, — сказал Сисис.

— Какой Мандамус?

— Тот, который добивался встречи с вами.

Амадейро задумался.

— Вы имеете в виду того идиота, потомка солярианки?

— Да, сэр.

— Ну а я не хочу видеть его. Разве вы не объяснили ему, Мэлун?

— Объяснил, но он попросил, чтобы я передал вам записку, и сказал, что тогда вы примете его.

— Не думаю, — протянул Амадейро. — Что в записке?

— Я не понял, шеф. Она не на галактическом.

— Так как же я ее пойму?

— Не знаю, но он просил передать ее вам. Если вы соблаговолите взглянуть на нее и распорядиться, я вернусь и тут же выгоню его вон.

— Ну ладно, давайте.

Амадейро с отвращением взглянул на записку. «Ceterum censeo, delenda est Carthago». Амадейро прочитал, поглядел на Мэлуна, снова на записку и наконец сказал:

— Вы, стало быть, видели это, раз говорите, что она не на галактическом. Вы спросили его, что это значит?

— Да, спросил, шеф. Он сказал, что это латынь, чем решительно ничего не объяснил. Он сказал, что вы поймете. Он человек очень настойчивый и сказал, что будет сидеть хоть весь день, пока вы не прочтете.

— Какой он из себя?

— Худой, серьезный, вероятно, без чувства юмора, высокий, но не такой, как вы, внимательный. Глубоко посаженные глаза, тонкие губы.

— Сколько ему лет?

— Судя по его коже, ему четыре десятилетия или около того. Он очень молод.

— В таком случае надо учесть его юность. Пригласите его.

Сисис удивился:

— Вы примете его?

— Я именно так и сказал — верно? Пригласите его.

44

Молодой человек чеканя шаг вошел в комнату, вытянулся перед столом и сказал:

— Благодарю вас, сэр, что согласились принять меня. Могу ли я просить, чтобы вы разрешили позвать сюда моих роботов?

Амадейро удивленно поднял брови.

— Рад буду увидеть их. Вы мне позволите оставить здесь моих?

Уже очень много лет он ни от кого не слышал такой старинной просьбы.

Это был один из добрых старых обычаев, которые канули в небытие, когда понятие официальной вежливости устарело и стало принято считать, что личные роботы человека есть часть его самого.

— Да, сэр, — сказал Мандамус.

Вошли два робота.

Амадейро заметил, что они не входили, пока не получили разрешения. Роботы были новые, явно многофункциональные, и было видно, что над ними хорошо поработали.

— Ваша собственная конструкция, доктор Мандамус? В роботах, спроектированных хозяевами, всегда есть что-то особенное.

— Правильно, сэр.

— Значит, вы роботехник?

— Да, сэр. Я получил степень в университете на Эос.

— Вы работали под руководством…

— Нет, не у доктора Фастольфа, сэр, — невозмутимо ответил Мандамус. — Под руководством доктора Маскельника.

— Ага, но вы не член Института.

— Я попросил разрешения им стать, сэр.

— Понятно. — Амадейро поправил бумаги на столе и быстро спросил, не поднимая глаз: — Где вы изучили латынь?

— Я не настолько знаю латынь, чтобы говорить и читать, но запомнить цитату и к месту ее применить могу.

— Это замечательно. Как же вы учились латыни?

— Я не могу отдавать роботехнике каждую минуту своего времени: у меня есть другие интересы, например планетология, в частности Земля. Так я добрался до земной истории и культуры.

— Не очень популярный предмет у космонитов.

— Да, сэр, и это очень плохо. Всегда нужно знать своих врагов, как знаете вы, сэр.

— А разве я знаю?

— Да, сэр. Я уверен, что вы знакомы со многими аспектами жизни Земли и знаете гораздо больше моего, поскольку изучали предмет дольше.

— С чего вы взяли?

— Я постарался узнать о вас все, что возможно, сэр.

— Значит, я тоже ваш враг?

— Нет, сэр, но я хочу сделать вас своим союзником.

— Меня? И как же вы собираетесь использовать меня? Вам не кажется, что вы несколько дерзки?

— Нет, сэр, поскольку я уверен, что вы захотите стать моим союзником.

Амадейро внимательно посмотрел на гостя:

— А вот мне кажется, что вы не просто дерзки, а нахальны. Вы понимаете смысл цитаты, которую подобрали для меня?

— Да, сэр.

— Переведите ее на стандартный галактический.

— «По моему мнению, Карфаген должен быть уничтожен».

— И что это означает, по вашему мнению?

— Это сказал Марк Порций Катон, сенатор Римской республики, политической единицы древней Земли. Рим свалил своего главного соперника — Карфаген, но не уничтожил его. Катон считал, что Рим не может чувствовать себя в безопасности, пока Карфаген не разрушен, и со временем, сэр, это было сделано.

— Но что же для нас Карфаген, молодой человек?

— Существует такое понятие, как аналогия.

— И что это означает?

— Что у Внешних миров есть главный соперник, который, по моему мнению, должен быть уничтожен.

— Имя врага?

— Планета Земля, сэр.

Амадейро мягко побарабанил пальцами по столу.

— И вы хотите, чтобы я был вашим союзником в подобном проекте? Вы полагаете, что я буду счастлив стать им? Скажите, доктор Мандамус, разве я хоть раз сказал в какой-нибудь из своих многочисленных речей или писал, что Земля должна быть уничтожена?

Мандамус поджал тонкие губы, его ноздри раздулись.

— Я здесь не для того, чтобы пытаться обнаружить нечто, что можно использовать против вас. Меня никто не посылал сюда — ни доктор Фастольф, ни кто-либо из его партии. Сам я тоже не состою в его партии. Я не хочу говорить о том, что думаете вы. Расскажу вам только о том, что думаю я. А я думаю, что Земля должна быть разрушена.

— И как же вы намереваетесь разрушить ее? Хотите предложить нам бросать на нее атомные бомбы до тех пор, пока взрывы, радиация и пылевые облака не уничтожат планету? Если так, то каким образом вы удержите поселенческие корабли от ответных действий? Ведь они станут мстить Авроре и тем Внешним мирам, до которых смогут достать. Полтораста лет назад Землю можно было разрушить безнаказанно, но не сейчас.

— У меня и в мыслях не было ничего подобного, доктор Амадейро. — возмутился Мандамус. — Я вовсе не предполагал уничтожать людей, несмотря на то что они земляне. Однако есть возможность уничтожить Землю, избегнув массовой гибели населения… и не опасаясь возмездия.

— Вы фантазер, — сказал Амадейро, — или, может быть, не совсем в своем уме.

— Разрешите мне объяснить.

— Нет, молодой человек. У меня мало времени, и только из-за вашей цитаты, которую я, кстати, отлично понял и которая возбудила мое любопытство, я позволил себе слишком долго разговаривать с вами.