Игорь Денисенко - Дом Страница 59

Не успел он порадоваться этой кошачьей не привередливости, как дом затрясся, словно в эпилептическом припадке. Стены зашатались, заскрипели. Пол под ногами дрогнул и дернулся, валя хозяина с ног. Загремела посуда в кухонном шкафу. Спелыми фруктами посыпались книги с книжного шкафа. Перекосило дверной косяк. Входные двери раскрылись. Ополоумевшая от страха кошка рванула к дверям. Но на пороге замерла, и вернулась в дом. Когда дом так же резко успокоился, как и затрясся. Перепуганная Муська, дрожа всем телом, жалась к Семену, сидящему на полу.

— Опять двадцать пять, за рыбу деньги? — спросил Семен, обращаясь к Муське, — И, что по-твоему это было?

— Мяу! — ответила Муська.

— Вот и я думаю, что ничего хорошего.

В комнате ощутимо запахло дымом. Семен подошел к распахнутым настежь входным дверям и повел носом. Туман стал пахнуть дымом. Причем странным дымом. Каким-то химическим продуктом, а не обычным запахом горения дров, резины, или там рубероида, или чем там пахнет при пожаре. Причем, когда дом трясло, Семену грешным делом послышались чьи-то крики. Были ли они на самом деле или только послышалось ему? Что-то явно изменилось. Но от всяких изменений Пихтов последнее время не ждал ничего хорошего. Да и что может быть хорошее в сложившейся ситуации? Жив? Жив. Относительно, сыт и здоров? А что еще нужно? Работать может? Может. Никто не мешает? Нет. Для творчества и жизни есть все, что необходимо. Остальное от лукавого. Так не стоит гневить Бога и просить что-то сверх того. Вот кошка у него появилась. Все-таки живое существо и уже не так скучно. Есть с кем, словом перемолвится. Она, правда, не говорит, но это еще не значит, что не понимает. Понимает гораздо больше некоторых двуногих особей. Семен вспомнил своих соседей по подъезду в городе и поморщился. Вот уж, воистину питекантропы! А впрочем, несчастные люди, живущие в грязи и нищете, весь интерес в жизни которых сводился к тому, чтобы напиться. И в этом занятии они преуспевали ежедневно, хотя нигде не работали. Загадка, где брали огненную воду и на что? Господи, как же это страшно провести жизнь в пьяном бреду и сдохнуть не просыхая.

Семен прибрал книги с полу, плотно запихивая их назад. Стараясь, чтобы они стояли в шкафу настолько плотно, насколько возможно. Он не был уверен, насчет двенадцати бального землетрясения, но баллов на девять рассчитывал. Управившись с книгами, Пихтов побрел на кухню разгребать кучу битой посуды. И вскоре убедился, что целых тарелок не осталось. Подвесной кухонный шкаф с тарелками оторвался и грохнулся на стол, а оттуда уже на пол. Многострадальный буфет Клавдии Ивановны, изготовленный еще до исторического материализма, отнесся к тряске стоически и философски. Не смотря на то, что сам не пострадал, а вот рюмки и бокалы в нем попадали как домино и перемешались. Словно, буфет как погремушку взял в руки большой такой ребенок, размером с африканского слона, потряс, насладился звоном и поставил на место.

К этой хрустально-стеклянной каше в буфете добавлялась лужа небывалого размера на полу. Волна цунами, прошедшая по кастрюлям с водой, выплеснула их содержимое почти без остатка. И в этой луже плавал различный мусор, а осколки тарелок мозаикой блестели в воде как россыпь Тихоокеанских островов, где-нибудь у Новой Гвинеи. Господи! Срач то, какой! Семен поморщился, и, вооружившись тряпкой, стал собирать воду, выжимая излишки воды в красный пластмассовый тазик. Кошка решила ему помочь и полакала немного воды. Потом брезгливо стряхнула воду с лапок и убежала в гостиную.

— Вот так всегда, — проворчал Пихтов, — Я пойду к соседке на пять минут, а ты милый не забывай помешивать каждые полчаса кашу.

Муська выглянула из-за дверного косяка, вопросительно посмотрела на человека и скрылась обратно. Но Семен её не видел, поскольку сидел на корточках к дверям спиной, и гнал волну половой тряпкой. Трико на заднице натянулось, открывая широкую полосу белой кожи чуть ниже поясницы. На эту полоску кошка как раз и посмотрела.

Собрав таки всю воду, Пихтов поднялся, слил воду с тазика в унитаз. Потом, задумчиво подтянул трико, и смахнул в тазик все осколки с буфета, к которым присоединил обломки керамических тарелок и кружек. Мусора получился полный таз. И девать его было совершенно некуда. Свинячить не хотелось, но и оставлять этот хлам дома тоже. Тогда Пихтов вышел на крыльцо и высыпал содержимое тазика прямо туда, в белесый густой туман с привкусом химического дыма.

Закрыв за мальчишками дверь, Клавдия Ивановна тут только сообразила, что ей надо на рынок. Да и за коммунальные услуги квитанция пришла. Поэтому она оделась следом и вышла. Выстояв очередь в народном банке, оплатила все, и, посмотрев на то, что осталось в кошельке, поняла, что на рынок можно и не ехать. Но все же, поехала. Землицу в цветах менять надо, а то фиалка уже пожухла вся, да и герань вымахала. Пересаживать пора. Горшок нужно размером больше, и камешков, и земли. А нигде дешевле, чем на рынке не купишь. Сорок второй автобус ходил редко. И ехать за горбатый мост было долго. А когда она с тяжелыми пакетами вышла из крытого павильона, то солнечные лучи, ярко ударившие из-за туч, указывали полдень. В полупустом автобусе солнышко пригревало, и Клавдия Ивановна чуть не прозевала свою остановку, размышляя о том, что приготовить на обед. А когда вышла на остановке, то подумала купить кефира и напечь оладушек. Но руки оттягивали неподъемные пакеты с землей. К обеду поднялся ветерок, подсушил лужи на дороге, шумел в кронах деревьев, и периодически нагонял облака. И они, то закрывали солнце, и сразу становилось прохладно, то проплывали, и оно опять грело промокшую под дождем землю.

Когда Клавдия Ивановна заходила с пакетами в подъезд, было солнечно, а вышла за кефиром, уже в хмурый осенний день. И тут раздался свист. Свистели не мальчишки за углом, и не птички на деревьях. Свист этот более всего напоминал свист из военных кинофильмов, когда фашисты сбрасывали авиабомбы. И они летели к земле, рассекая воздух, неся смерть и разрушения.

— У-у-у! — завыло в небе и тут же — Бах! Ба-Бах! Бу-бум! Трах!

Пронзительно в истерике залились автомобильные сигналы. Клавдия Ивановна оббежала дом и на проезжей части улицы 50 лет Октября увидела светопреставление….Свет не кончился. И апокалипсис вроде как не наступил, а вот куча мала из врезавшихся друг в друга машин была не малая. И передние машины вроде как посечены были пулями или осколками от тех самых разорвавшихся бомб. Водители из машин повылазили и смотрели в небо, видимо в поисках того самого мессершмитта, что пулеметной очередью срезал передние ряды. У автомобилей были пробиты капоты, крыши, лобовые стекла. Кому-то из водителей или пассажиров досталось. Слышались возмущенные крики, брань. С совершенно безумным лицом из красной иномарки вышла женщина и смотрела на свои руки, как будто видела их впервые в жизни. Руки были в чем-то темно красном, и вишневого цвета капли сорвались с её рук, и черными пятнами украсили серый асфальт. Женщина завизжала, громко, отчаянно, перекрывая, заглушая, все звуки.