Николай Шагурин - Рубиновая звезда (Сборник) Страница 6

— Мне все-таки не понятно, как же вы могли оказаться в пятом часу утра на пляже, в полутора километрах от дома отдыха?

Вопрос этот заметно смутил Колодочку, щеки его порозовели.

— Я, товарищ майор, после отбоя… гм… гм… когда огни погасили… оделся и ушел из дома отдыха. Гулял, товарищ майор.

— Один?

— Нет, товарищ майор.

— С кем же?

— А с ней же, товарищ майор, с Кулешовой Марьей Назаровной. Колхозница она, из селения Малый Маяк…

Колодочка поглядел в узкое, сухощавое лицо Соболя, прямо в серые глаза майора, на дне которых трепетала улыбка и, собравшись с духом, отрезал:

— Невеста моя, товарищ майор.

Майор потрепал каштановую прядь на лбу и улыбнулся. Ему стала ясна причина «самовольной отлучки» старшины.

— Рискованно она поступила! Подумала ли она о том, что этот тип, вероятно, вооружен?

— Не подумала, факт. Она ведь у меня, товарищ майор, ух! смелая!…

— Так вам не удалось догнать его?

Старшина сокрушенно вздохнул:

— Нет, товарищ майор, не догнал. Здорово бегает, собака!

…Колодочка гнался за неизвестным почти до самой Алушты, до места, где расходятся две дороги. Одна из них, шоссейная, образует здесь крутой поворот. Незнакомец бежал как призовой спринтер, слыша за собой ровное дыхание Колодочки, ему казалось, что оно уже жжет ему затылок. И здесь-то, на самом повороте, вывернулся и разделил их большой автобус. Пассажиры, пересевшие в него в Симферополе прямо с поезда, продолжали дремать за белыми занавесочками. А когда автобус прошел, незнакомца уже не было.

Колодочка метнулся в одну сторону — перед ним оказалась железная решетка сада, кинулся в другую — и уперся в белокаменную стену дачи. Преследуемый словно сквозь землю провалился.

Колодочка возвратился на место происшествия сердитый и сконфуженный. Было уже совсем светло. Подругу свою он нашел пришедшей в себя. Подняв тонкие девичьи руки, она оправляла волосы.

— Обидел он тебя? — спросил Колодочка, опускаясь на землю рядом.

— Нет, Вася, тут другое…

И она рассказала Колодочке, как, расставшись с ним, заметила тень, копошившуюся на пляже, как неизвестный связал и утопил какой-то узел (место она хорошо заметила), как решила пойти за незнакомцем и остановить его…

Солнце уже взошло и неторопливо расцвечивало спокойную гладь моря, берег и зелень над пляжем. Но этот любимый и прекрасный мир уже не казался молодым людям таким безмятежным, как накануне, во время прогулки. Оба они, и Колодочка, и Кулешова, родились и выросли на этой земле. Один охранял морские рубежи Родины, другая — мирно трудилась на этом берегу, и оба отлично понимали, что такое граница, и знали, на какие хитрости может пуститься враг. А враг — теперь это было ясно обоим — уже осквернил эту землю своим прикосновением, он топтал ее сейчас нечистой своей ногой, ходил среди мирных отдыхающих людей, приняв обличье курортника. Нужно было помочь найти его и обезвредить.

— Спасибо за сообщение, товарищ Колодочка! — сказал Соболь, пожимая руку моряка.

— За что благодарите, товарищ майор? Бить меня нужно, что упустил. Ну, уж если он теперь снова мне попадется…

— Теперь вы вряд ли его узнаете. Он уже, вероятно, «сменил кожу». А, впрочем, если это случится и вы сумеете узнать его — держите покрепче. Этот субъект так же опасен для каждого из нас, как ядовитая змея, выпущенная в курортный парк. Вот пока все, что я могу вам сказать.

Отпустив Колодочку, майор снял телефонную трубку.

— Товарищ полковник? Говорит майор Соболь: по имеющимся сведениям Безымянный прибыл… да… Есть, явиться доложить обстоятельства…

Майор Соболь достал из несгораемого шкафа папку и склонился над ней, перелистывая документы. Сообщение Колодочки не было для него новостью. В тот момент, когда моряк заканчивал неудавшееся преследование обидчика своей подруги, старший пограничного наряда сержант Гончаренко обнаружил на берегу участок гальки, забрызганный так, будто кто-то отжимал здесь мокрую одежду. Эта и еще некоторые мелочи, ничего может быть незначащие в глазах другого, заставили сержанта насторожиться. Он тщательно засек это место. Таким образом, донесение моряка оказалось уже вторым «узелком» нити, находившейся в руках Соболя. Третьим был извлеченный несколько позже из воды сверток. Но это явилось только началом большой, напряженной, сложной работы, в которой весома и значительна была каждая минута. «Почерк», повадки прибывшего были знакомы; таких субъектов не посылают по мелочам. Предстояло выяснить: куда же направлен удар, найти единицу, растворившуюся в многотысячной массе прибывающих и отъезжающих.

…В это время тот, кого майор Соболь сравнил со змеей, входил в небольшой домик с садом, расположенный в нагорной части Алушты. День был выходной, и он резонно рассчитывал застать хозяина дома.

Хозяин, действительно, находился в палисаднике и был всецело поглощен поливкой цветов.

— Добрый день!

— Здравствуйте. Вам кого?

— Товарища Щербаня.

— Это я.

— Не узнаете?

Семен Щербань, шофер одного из алуштинских учреждений, напряженно всматривался в лицо посетителя. Впечатление было такое, будто его ударили обухом по голове. День перестал быть «добрым», зловещая черная туча застлала сияющее солнце, сад, цветы, все и из этой тучи глядели мертвенные, не предвещавшие ничего доброго, глаза.

— Г… г… господин… штурмбаннфюрер?! — вымолвил он, наконец, посеревшими, трясущимися губами.

— Тсс! — оборвал посетитель. — Пройдемте в дом… И здесь, в комнате, когда Щербань оказался с глазу на глаз со своим гостем, встало похороненное, казалось бы, прошлое.

Семен Щербань, человек с весьма темной биографией, не испытывал никакого желания служить в Советской Армии. В начале Великой Отечественной войны он уклонился от мобилизации, забившись в какую-то щелку. А когда гитлеровцы оккупировали Керчь, он остался в городе. Щербань выдал нескольких известных ему коммунистов, тайно сотрудничал в гестапо, получал иудины серебренники из рук вот этого мертвоглазого, сидел за рулем машины, доставлявшей жертвы в Багеровский ров.

После войны Щербань вынырнул на Южном берегу, нашел подходящее место, где можно было использовать казенную машину для работы «налево», обзавелся домом, садиком… И теперь — этот призрак!

Он пытался втолковать страшному гостю, что прошло слишком много времени, что все забыто, и ему, Щербаню, не грозит теперь суровая кара.

— Нет уж, избавьте!… — сказал он, наконец, точно топором отрубил.

Посетитель, спокойно выслушав весь этот жалкий лепет и внезапную энергичную концовку, даже бровью не повел.