Дан Сельберг - Мона Страница 6

Гордость переполняла профессора. Он включил следующую картинку.

— Кроме того, мы нашли способ с помощью специальных электродов и нашего наногеля получать доступ ко второй паре черепных нервов, более известных как зрительные. Подключаясь к chiasma optikum — перекресту зрительных нервов, расположенному прямо за сетчаткой, мы можем посылать трехмерные изображения непосредственно в мозг. Применение системы мы видим в том, что с помощью ее мы сможем дать инвалидам, в том числе, вероятно, слепым, возможность взаимодействовать с окружающим миром. Мы потратили много тысяч часов, чтобы усовершенствовать программу управления для расшифровки сигналов мозга. Первая полноценная программа, «Майнд серф», позволяет нам вести поиск в трехмерном Интернете. В Сети, которая существует лишь в сознании, но при этом красочнее и реальнее, чем что-либо другое. У нас появится возможность управлять Интернетом силой мысли, и для этого не потребуется особой подготовки. Цель — научиться работать с «Майнд серф» только при помощи интуиции. Кто-нибудь хочет попробовать?

Эрик увидел сотню поднятых рук, улыбнулся и отложил беспроводной пульт в сторону.

— То, что я вам сегодня показал, — не фантастика из будущего. Это происходит здесь и сейчас в стенах лучшего университета в мире — Королевского технологического института. Спасибо за внимание.

Публика взорвалась аплодисментами, и среди гула раздались крики «ура». Эрик поклонился, взял бокал с колой и спустился с кафедры. Вернувшись в конференц-зал, он увидел, что его распечатки аккуратно сложены на столе около портфеля. Спасибо «веснушкам». Профессор собрал вещи и вышел в коридор. На мобильном высветилось три пропущенных вызова. Два — от Ханны, один — от Йенса Вальберга. Эрик начал с простого. Воздух на улице был неподвижен. На светло-голубом небе светило солнце. Он наискосок пересек маленькую галерею в сторону улицы Линдстетс-вэг и начал искать в кармане ключ от автомобиля. Йенс ответил на второй звонок.

— А, ты жив!

Эрик открыл свой «Вольво XC60» и заметил штрафную квитанцию на стекле.

— А почему бы и нет? Или ты знаешь что-то, чего не знаю я?

От фыркающего смеха Йенса в маленьком динамике раздался треск.

— Ну, одна птица, правильнее сказать, один орел, один прекрасный орлан шепнул мне на ухо.

Эрик застонал и выехал на Дроттнинг-Кристинас-вэг.

— Ты разговаривал с Ханной.

Йенс откашлялся.

— Я разговаривал с Ханной. Боже мой, Эрик. После этого диалога я подумал, не спуститься ли мне к шефу редакции и не попросить ли переделать вечерний заголовок: «Профессор Технологического института живет под угрозой расправы».

Эрик покачал головой и сморщился от боли из-за царапин на спине. Движение на Вальхаллавэген было плотным.

— Что она сказала?

— Не думай, что я делюсь с ней всей ерундой, которую ты болтаешь. Я хочу, чтобы вы оба мне доверяли. Но она была расстроена. Говорит, что ты пытаешься заставить ее забеременеть. И все только ради того, чтобы сделать ее заложницей брака, который уже давно должен был оказаться в унитазе.

— Она сказала «в унитазе»?

— Нет. Но ты же понимаешь. Чем ты вообще занимаешься?

Эрик разозлился. Что Йенс знает о том, что происходит? Как лучшему другу ему стоило бы поддержать Эрика, а не читать нотации. Этого и дома хватает. Йенс дружит и с Ханной тоже, но прежде всего он мужчина. Мужчины должны поддерживать друг друга.

Йенсу все казалось легким и простым. Он высоко парил над полем боя и был волен поддаться ветру любого направления. На таком расстоянии все конфликты кажутся незначительными и абстрактными. Но сейчас на кону стояла настоящая преданность, и поэтому он должен, черт возьми, выбрать сторону. Голос Йенса раздался откуда-то сверху, с облаков:

— Дружище, ты тут?

— Йенс, ситуация сложнее, чем ты думаешь. Ты ведешь холостяцкую жизнь в мире вечерней прессы. Всегда ориентируешься на поверхностные истории с красноречивыми заголовками из «Афтонбладет».[9] Мы сейчас говорим о моей жизни. О реальных чувствах, далеких от списка лучших грудей Швеции.

— Ой-ой. Тут ты переборщил.

Эрик и сам жалел о сказанном.

— Ты же знаешь, что я не это имел в виду. Я просто чертовски устал от всего. Я всегда знал наверняка, в каком направлении двигаюсь, а теперь стрелка компаса крутится без остановки. На меня давят на работе. Я не справляюсь с Ханной. Мы в некоторой степени потеряли друг друга. Один день все хорошо, на другой начинается война. Наверное, я потерял сам себя.

Какое-то время Йенс молчал.

— Это все из-за вращения стрелки твоего компаса. Ты потерял контакт с Северным полюсом. Со своим магнитным полем.

— Да она всегда Северный полюс. Минус сто градусов.

— Эрик, ты знаешь, что с тем же успехом она может быть горячей, как… как острый перчик.

— Перчик чили.

— Полюс или нет, Ханна всегда была твоим стабилизатором. А теперь она так же устала и растерялась, как и ты. Может, вам взять паузу? Немного отдохнуть друг от друга. Ведь компас работает вне зависимости от расстояния до полюса.

Красный свет. Эрик наклонил голову к рулю.

— Наверное, ты прав. Но расстояние меня пугает. Одна мысль о том, что я не буду спать рядом с ней. Видеть ее каждый день. Несмотря на то, что чаще всего мы ругаемся. Это придает хоть какой-то интерес. И у нас по-прежнему бывают прекрасные минуты между выяснениями отношений. Если мы увеличим расстояние, то, возможно, потеряем то немногое, что осталось. Может быть, мы не найдем дорогу назад.

В трубке заклокотало. Йенс пил кофе.

— Кто знает? Но своими нынешними действиями вы только усугубляете положение. Не ожидал, что ты будешь смотреть на ссоры как на что-то хорошее. Вы сжигаете мосты. Может, лучше создать между вами воздушную подушку? Временную воздушную подушку.

Эрик пристально смотрел на черный резиновый коврик внизу.

— Йенс, давай увидимся завтра? Мне нужно, чтобы меня кто-то выслушал.

— Конечно. Договорились. Устроим длинный ланч.

Все ланчи Йенса были длинными.

— Завтра утром у меня непростая встреча с инвесторами. Точно не знаю, когда освобожусь. Но потом…

— Я забронирую места. В час в «Ричи».[10] Подожду тебя. Кстати, позвони Ханне.

Разговор прервался. Эрик продолжал сидеть, уткнувшись лбом в теплый кожаный руль.

Ханна была полной его противоположностью. Он — чистокровный швед. Она — еврейка с кровями всех национальностей Европы в жилах. Он зауряден, она красива. Он замкнут и не может сконцентрироваться на чем-то одном. Она внимательна, двигатель общения, не имеющий равных. Она знала всех и вся. Каждые выходные они ходили на официальные ужины и обеды. Всегда по ее инициативе, с расписанным по минутам графиком. То же и с отпусками — Ханна бронировала и планировала их от начала и до конца. Эрик чаще всего просто следовал за ней, не проявляя инициативы. По крайней мере, на это Ханна обычно жаловалась, когда они ругались.