Вадим Кирпичев - Трудно быть Рэбой Страница 6

Чернявый высморкался. Вытер пальцы о штанину.

— Да какие они преступницы? Так, малость гулящие комедиантки.

— О степени их вины не тебе судить, а судьям Святого Ордена, мерзавец. Ты за свои проделки отвечай.

— А чего? — Чернявый зашмыгал носом с новой силой. — Вон барона-душегуба, на людей аки зверя рычащего, освободил дон Румата, и ничего. А я чего?

— Замечательное рассуждение! Вот мы и доигрались, — саркастически ухмыляясь, епископ повернулся к Весельчаку. — Ну что я могу ответить этому прохвосту? Если благородные доны на глазах у смерда попирают установления законных властей, то почему бы и смерду не заявить, что отныне все дозволено? Какой замечательный сюжетец. Да из него шустрый книгочей при некоторой ловкости целую книжку мог бы состряпать. Да-а, мои тюрьмы надо спасать…

Чернявый поспешил успокоить первого министра:

— Да что с ними сделается, ваше преосвященство! Ну барон, ну пара девок, авось не рухнут.

— Вот-вот. Типичные рассуждения лакеев. С такими рассуждениями одни освобождают из тюрьмы мыслителей, другие гулящих девок, а потом удивляются, почему рухнуло королевство.

Дон Рэба властно повернулся. К нему тут же мелкими шажками подсеменил монах.

— Комедианток вернуть туда, куда положено — в подземелье. Выпустивших высечь.

Он подождал, пока монах не увел женские тени в свое подземное царство, потом повернулся к помощнику.

— Надеюсь, мой друг, вы примитесь за дела, а не будете убивать время в сомнительном обществе? Румата требует глаз да глаз. Вы что-то хотите сказать?

Чернявый слуга посмотрел налица донов и на негнущихся ногах поторопился отойти в сторону. Рика сплюнул под ноги епископу, чуть не попав тому на башмаки, процедил сквозь зубы:

— Надоели вы мне, ваше преосвященство, до чертиков надоели. И вы, и ваш Румата — оба. Но Румата хоть человеком бывает…

— Любопытно, любопытно, продолжайте, мой друг.

— Да уж молчать не буду. Комедиантки, видите ли, ему не понравились, а сами хуже их в тысячу раз. Те лишь на сцене лицедействуют, а вы, ваше преосвященство, — везде. Нацепили на себя маску и отсиживаетесь за ней в безопасности, чтобы, не дай бог, вас ничто не задело.

— Друг мой, о какой маске вы говорите?

Задав вопрос, дон Рэба впился взглядом в лицо помощника.

— О какой маске я говорю?

— Именно.

— О незримой, разумеется, о маске символической. Так сказать описанной способом поэтическим.

— Ах вот как!

— Исключительно.

— Тогда, может быть, мы все-таки вернемся к нашим делам?

— Опять дела. Скучный вы человек, ваше преосвященство, скучный и неинтересный. Когда же вы жить собираетесь? На каком свете? Ну кому эти девки мешали? Сейчас таких смышленых иобразованных только в тюрьме и сыщешь. Да плевать я хотел на ваши дела! Уж как-нибудь сами, без моей помощи сдохнете — мир не без добрых людей…

Дон Рэба с ненавистью посмотрел на помощника: опухшее лицо с глазами навыкат — наглая рожа возомнившего себя незаменимым лакея, бесстыжего лакея, разгорячившегося от вина и обманутой похоти. А уж как хотелось заехать кулаком в сию бесстыжую физию — словами не передать.

— Вы все сказали, мой юный друг? Тогда позвольте и мне изложить свои доводы. Прежде всего подумайте о том, что после смерти дона Рэбы остается без присмотра целое королевство, и именно мне решать, кому оно достанется в управление. Достанется же королевство исключительно человеку, не пожалевшему усилий для моих поручений и рьяно их исполняющему. Поэтому я снова спрашиваю: вы все сказали, мой юный друг? И вы по-прежнему, даже после моих разумных доводов, настаиваете на сказанном?

— Я?

— Именно вы, бесценнейший.

Незаметно Рэба сжал кулак за спиной и стал понемногу отводить руку. Рика с глупой ухмылкой посмотрел в небеса, словно ища там ответа. Кулак налился свинцом, и вдруг, в самый последний момент Весельчак стал по стойке «смирно», разве что каблуками не щелкнул.

— Ха! Да я ничего не говорил и немедленно готов выполнить любое поручение вашего преосвященства.

Епископ аж зубами заскрипел, разжал окостеневшие пальцы. И на этот раз ему не пришлось расквасить конопатый нос, зато теперь он мог наконец добраться до заветного этажа Веселой Башни. Он задрал голову к небесам, к стрельчатым окнам в вышине.

— Успеете, ваше преосвященство, — это Рика оскалился своей дерзкой двусмысленной усмешкой, — лучше разберитесь с тем, что творится в ваших покоях.

Бровь епископа выгнулась скобкой.

— Говорят, наш бравый капитан стражи сейчас рыщет тамв поисках мифического Багрового зала. И чего ему только в голову не взбредет.

Почти до самого дворца епископ гадал, каким это образом ему удалось пронять Рику разумными доводами? Железным ломиком по ребрам и то не всегда удавалось угомонить облазу. Но откуда капитан выведал о Багровом зале?

Просветил епископа мясник. Обыкновенный мясник, которого он увидел по дороге: необъятноебрюхо, волосатые ручищи — ухая, он разделывал тушу. Обычный рубщик мяса, таких Арканар насчитывал сотни, зато кот у мясника был один на тысячу. Рыжий, громадный, с веселым, дерзким взглядом, кот спокойно ждал момента, когда можно будет стащить лакомый кусок. И только до епископа дошло, у кого он совсем недавно видел такой взгляд, как он вмиг развернулся и пошел, помчался назад, к Веселой Башне. Епископ все понял. Он только не понял, как и на этот раз поверил Весельчаку. О том же, что может случиться, если Рыжий первым доберется до сундука, ему не хотелось и думать.

На лестничной площадке башни, у большой круглой амбразуры стоял чернявый лакей. При виде епископа он деланно зевнул.

— Что ты тут делаешь?

— Чего? А-а, хозяина жду.

— А что тут делает твой хозяин?

— Вестимо что, занят государственным делом.

Слуга скосил взгляд, но совсем не вверх, где была тайная зала Рэбы, а почти незаметно — в сторону амбразуры. Этой ошибки для Рэбы было вполне достаточно.

— Государственным делом, говоришь?

Епископ вдруг резко ударил слугу в живот, и, пока тот корчился и хватал рыбой воздух, Рэба осторожно снял с камня амбразуры колокольчик, прижал пальцем его предательский язычок, а затем швырнул колоколец вниз. Раздался еле слышный клеп, и все стихло.

К взломанной железной двери на верхнем этаже епископ подкрался на цыпочках. Вспотевший Рика пыхтел над запорами сундука.

— Так вот над какими делами вы усердствуете, мой друг. Ну что же вы? Продолжайте, не смущайтесь.

Если отскочивший от сундука Весельчак и смутился, то смущение это заметить было мудрено. В мимолетной гримасе Рика привычно воздел очи к каменному своду и понес ахинею о безденежье, жестокости кредиторов ижадности ростовщиков.