Александр Громов - Сила трения качения Страница 6

Выжечь бы этот лес… Нельзя – подлые хвощи не желают гореть, а только корчатся и воняют. В этом Виссарион убедился, попытавшись разжечь костер.

Он подавил новый тоскливый вздох как явление неконструктивное. Вздыхай, не вздыхай – двигаться надо. Что ему суждено преодолеть, то и будет преодолено, аминь. Иначе не может быть, пока жив дипкурьер.

Как преодолеть – вопрос не философский, а чисто технический. Напрягая все силы, Виссарион перевернул стол, поставив его на ножки, и злобно зарычал. Нечего было и думать подлезть под стол и всю дорогу тащить его на горбу – он не цирковой силач, и на такие упражнения его горб не натренирован. Тащить волоком? Гм… Что хорошо для болота, то не годится в лесу. Нет, дубовое чудовище придется катить перед собой, как большой неуклюжий барабан, и молиться, чтобы не расшатались ножки. Только так. Физика – мудрая наука: она велит катить круглое, учась у жука-скарабея. Кроме того, если катить стол, а не тащить волоком, то и просеку можно рубить узкую, чуть шире метра…

– Покатаем, – вздохнул Виссарион.

До захода солнца он проложил метров сто просеки, рубя лианы, срезая под корень стволы хвощей. Пищала под ножом кремнистая неподатливая древесина. Цеплялись за одежду колючки, норовили впиться в тело. От одежды шел пар. Пот заливал глаза, надоедала мелкая мошкара. Ничуть не удивляло отсутствие крупных животных: в таком лесу им понадобилась бы бронированная шкура.

Виссарион не имел ни малейшего понятия о здешней фауне и был только рад отложить знакомство с нею. Природа горазда на выдумки. Ей ничего не стоит создать летучего крокодила, ядовитого мамонта, извергающего из хобота чистый иприт, или саблезубого удава. Какова планета, таковы и твари. Родная метрополия тоже была изрядным гадюшником, пока ее не очистили от опасной живности за много поколений до рождения Виссариона.

Стемнело. Над колючим лесом чертили небо метеоры. Висела маленькая – горошиной – луна и не желала ничего освещать. Плюнуть хотелось, какая луна. Виссарион с тоской вспомнил о пяти великолепных лунах Метрополии, превращающих ночь почти что в день. Конечно, можно было продолжать работать и при свете фонарика, расходуя энергию дрянной химической батарейки…

Он покачал головой. Нет. Фонарик еще может пригодиться. Кроме того, Виссарион ужасно устал и понимал, что без трех-четырех часов отдыха не сможет завтра работать в полную силу. Невеликий запас стимуляторов из аптечки также следовало поберечь. В том, что необходимость прибегнуть к ним возникнет не раз, при взгляде на карту не усомнился бы только глупый. Колючий лес, за ним горы. За горным хребтом лежит большое озеро, вытянутое так, что никак его не обойти, а надо умудриться как-то пересечь. И только потом – зато уж до самой миссии – равнина…

Хоть это радовало.

– Побездельничаем, – пробормотал Виссарион, укладываясь прямо на столе. Он не был суеверен, и его ничуть не пугало то, что он невольно уподобился покойнику. Ну и что же, что на столе? Вообще-то непорядок, зато путем прямого контакта с грузом обеспечивается надежная охрана последнего. Толковый работник всегда найдет выход из положения, не нарушая явным образом ни одну из служебных инструкций.

Спустя полчаса он перебрался под стол, потому что пошел дождь. Мелькнувшую было мысль оплести лианами ножки стола, превратив его в подобие жилища, Виссарион отверг. Нет зверья в колючем лесу. Нет и не предвидится.

Задремывая, он все же подумал о том, что здесь должны водиться крупные травоядные, раз уж местные хвощи отрастили для защиты колючки, – и успокоил себя соображением: каковы колючки, таковы и травояды. Любитель полакомиться здешней флорой должен напоминать бронированного динозавра, сотрясающего землю далеко окрест, а коли так – опасности нет. Медлительная зверюга предупредит о себе издали, а плазменник всегда под рукой.

Он все же уснул ненадолго. Ему приснилось, что стол умеет летать. Оседлав его, Виссарион несся над лесом, над горными хребтами, над озерами и бескрайними равнинами. Столу нравилось летать. Приземляться он не желал ни в какую, и весь персонал миссии ловил его огромным сачком. Запутавшись в сетке, стол заскрежетал, заскрипел, протестуя, и Виссарион проснулся.

Стол и вправду скрипел и скрежетал. Точнее, скрежетали сомкнувшиеся над ним колючие хвощи, отчаянно царапая полированную столешницу. С треском рвалась пластиковая упаковка. Тихо шелестя, шевелились лианы – ползли, опутывали… Свет фонарика подтвердил мгновенную догадку: стол был схвачен лесом, а Виссарион пленен. Этот лес не собирался служить пищей бронированным травоядам – он сам был хищником! Похоже, подвижные лианы вовсе не паразитировали на колючих хвощах, а находились с ними в симбиозе. Когтистые лапы и алчущие рты – одни хватают добычу, другие высасывают ее к общей пользе…

Что-то мягко, настойчиво толкнуло в бок. Прошипев сквозь зубы проклятие, Виссарион обрубил едва не присосавшееся зеленое щупальце. Затем извлек из кобуры плазменник и послал заряд в самую гущу лиан.

Лес завизжал. Отдернулись дымящиеся лианы, заскрипели, натужно разгибаясь, стволы хвощей. Наверное, за всю историю планеты ее флора ни разу не демонстрировала столь небывалую – почти черепашью – прыть.

– То-то же, – наставительно произнес Виссарион, выбираясь из-под стола.

Дождя уже не было. Дождя-спасителя… Виссарион содрогнулся, поняв, что стало бы с ним, усни он на столе. Он больше не видел смысла оставаться на месте. Восток еще и не думал разгораться, ну и что? Теперь Виссарион знал точно, как надо двигаться по хищному лесу – не столько прорубать просеку, сколько выжигать ее в самом экономном режиме работы плазменника. Освободив груз от остатков упаковки, он завалил его набок и, повесив на плечи тощий рюкзачок, держа фонарик в зубах, а плазменник за поясом, уподобился скарабею…

Хищный лес остался позади спустя трое суток. За это время Виссарион не поспал и минуты, не съел и ста граммов питательного концентрата и одолел в лучшем случае километров двадцать. Одежда превратилась в грязнейшие лохмотья, на коже не осталось живого места, едкий пот зверски щипал бесчисленные царапины и порезы. Нож затупился, фонарик сдох и был брошен, в плазменнике остался единственный заряд.

Последний день пришлось двигаться в гору. Час от часу подъем становился все круче, зато колючие заросли редели, пока совсем не сошли на нет, сменившись жесткой травой и безобидными на вид кустами, да и в воздухе повеяло приятной прохладой. Впереди синели горы.

Найдя ручей с холодной, явно ледниковой водой, Виссарион с рычанием упал в него ничком и несколько минут блаженствовал. Он с удовольствием лежал бы до зубовного стука, но не мог позволить себе такой роскоши. Вдоволь напившись и приняв дозу «АнтиМорфея», честный дипкурьер прикинул линию движения и вновь взялся за стол.