Светлана Ягупова - Феникс Страница 6

— Нас интересует, как вы докажете существование бога.

Василий улыбнулся мне, точно ребенку.

— А разве есть доказательство его отсутствия? — сказал он.

— Не то, Ирма, не то, — поморщился ты и наконец сформулировал вопрос: Признайтесь, вы же верите совсем не в того, с нимбом над головой?

— Конечно. Я верю в некий космический разум, более развитой, чем человеческий.

— Да, для его улавливания сконструированы радиолокаторы и радиотелескопы, заброшены в космос пластинки из анодированного золота с зашифрованной информацией о Земле. За семнадцать миллиардов лет после Большого взрыва у Вселенной наверняка было время создать цивилизацию более высокую, чем наша. А может, мы живем в электроне или в иной элементарной частице. Но это не означает, что мы должны бить поклоны чему-то неведомому, составной частью чего, быть может, являемся. Скорей всего, о нас и не догадываются, как мы не догадываемся о мирах, которые, возможно, у нас под ногтями.

— Однако и вовсе низвели человека. Явный перегиб. Нет, он не микроб, и ему нужна сильная рука. А без обрядов, традиций он, пожалуй, перестанет ощущать ее, даже если и уверует в ее существование.

— Но уже давно появились люди без рабской психологии.

— Вы имеете в виду таких, как вы? — усмехнулся брат Василий.

— Хотя бы.

— Тогда почему многие из вас с интересом и надеждой все же смотрят в небо?

— Вовсе не из желания обрести хозяина. Нами движет жажда познания истины.

— Здесь-то мы и сходимся с вами.

— А по-моему, наоборот, — возмутился ты, и мне понравилось, с каким пылом продолжал: — Именно здесь наши пути-дорожки разбегаются. Вы признаёте нечто высшее априори, без доказательств, и тем самым выдаете догматичность своей организации. На каком-то этапе человечеству, возможно, и было необходимо это учреждение, как ему нужно еще государство. Даже если бы человек и впрямь был создан "по образу и подобию", не унижал бы он само божество, ставя на первое место страх перед ним, не осознавая себя его частицей и, следовательно, достойным уважения?

— Кто вам сказал, что в основе религии страх?

— А разве история не подтверждает этого?

— В основе истинной религии не страх, а вера. Надеюсь, вы не будете отрицать, что мировая культура взросла на библейской и евангельской нравственности?

— Эта нравственность — плод человеческого разума, поисков и заблуждений людей, а не высшей силы. Ничего, со временем наука станет по-настоящему крылатой и нам откроется такое волшебство материи, что дух захватит, а евангельские чудеса покажутся наивными сказками.

— Порой мне кажется, — задумчиво сказал брат Василий, — что и вы, и мы без толку размахиваем картонными мечами.

— А вы хотели бы картон превратить в сталь?

— Господь с вами, я не о том. Вчера мне попалась на Дерибасовской вот эта книжонка. Называется "Миражи вечной жизни".

— Я уже успел прочесть ее, — сказал ты, недовольно морщась. — Книги подобного рода не дают ничего уму и" сердцу ни верующего, ни атеиста. Даже наоборот. То, что мучило лучших людей всех времен, здесь беззастенчиво предано в руки догматиков.

— Вы имеете в виду мечту о бессмертии?

— Да. Ее нельзя путать с верой в загробную жизнь.

— На ваш взгляд, мечта о бессмертии осуществима?

— В какой-то мере. Возможно, быть бессмертным скучновато, но прожить свой жизненный срок во всей полноте до появления инстинкта смерти, чтобы умереть безболезненно, с ощущением прожитой жизни, как выполненного долга перед людьми и собой — это высокая идея человечества. Она же тянет за собой и высочайшую нравственность. Люди совершенного общества не смогут быть счастливы, осознавая, что фундамент их счастья — миллиарды безвременно оборванных жизней. Следовательно, их наука, искусство будут вдохновляться делом оживления прошлых поколений. Когда- нибудь это и объединит всех людей. Преступно отдавать такую мечту в руки разных сектантов и фанатиков, как делает автор этой книги.

В ту минуту я была рада за тебя. И подумала: медики — вот кто со временем станет центральной фигурой общества. И, конечно, учителя, дающие здоровье духовное.

— Вы так уверены в науке? — спросил брат Василий.

— Наука — моя вера.

— А вам не кажется, что в последнее время она извратила свое развитие и не способствует прогрессу, а регрессу?

— Наука всегда была двуликим Янусом. Классический пример: одной спичкой можно сжечь город и сварить обед. Все зависит от того, в чьих она руках.

— Да-да, — согласился Василий. — Бог и дьявол постоянно соперничают друг с другом. Диамат это называет борьбой противоположностей, а суть, если разобраться, одна и та же. Разная лишь терминология. Я бы сказал, образность.

— Не только, — отпарировал ты. — У вас в борьбе бога и дьявола человек не присутствует. Мы же, атеисты, эти противоположности видим в самом человеке.

— А вот скажите, вы очень верите в самого себя?

— То есть?

Мне показалось, что ты растерялся.

— Верите ли вы в то, что ваши личные возможности беспредельны?

— Нет. Конечно же, есть предел. К примеру, я не могу разбежаться и взлететь, не могу долго находиться в воде. Да мало ли что не по силам мне.

— Ну вот. Как вы можете верить в беспредельное могущество некоего абстрактного человека, если не верите даже в собственные силы, ибо весь ваш опыт говорит вам: вы бессильны перед многими природными явлениями, вы смертны.

— Но этот же опыт мне доказывает, что там, где бессилен один человек, всемогущи многие. Я не могу без крыльев взлететь в воздух, но могу это сделать, скажем, при помощи таких достижений человеческого разума, как дельтаплан, самолет. Да, один я не в силах построить космический корабль, но существует коллективный гений человечества. Впрочем, своих подлинных возможностей я еще не открыл. Но на пороге этого. И когда познаю самого себя, то, возможно, окончательно уверую в то, что я и есть бог.

— Вы слишком самонадеянны, — усмехнулся брат Василий. — Но какой смысл видите вы в пустой, без бога, Вселенной?

— Для меня космос не пустынен. Он наполнен созидающей материей, которая обладает более удивительным свойством, чем все вымечтанные людьми боги. Мне нравится, что материя взывает не к преклонению перед ней, а к изучению, познанию, разгадке ее тайн. Именно это и объединит людей будущего.

Я слушала тебя, любовалась вдохновением, с каким ты бросал в лицо брату Василию свои контраргументы, но не могла понять, где кончаешься ты книжный и начинаешься настоящий. Ведь только вчера ты рассуждал о трех китах нравственности, с которыми человечество покончило, а теперь ставишь его на престол самого господа бога. Брат Василий показался мне более цельным. Для него существовал Некто, движущий судьбами людскими, и его вера в этого Некто была основой его морали. Ты же верил в чудесность материи, но поскольку та была безлика, то безликой была и основа твоей нравственности.